Александр Солженицын - Рассказы (сборник)

– Да-а, – посетовал директор техникума. – Принял бы Хабалыгин здание, въехали б мы числа двадцатого августа – и уж нас не ущипнёшь.

Помолчали.

В молчаньи этом Фёдор Михеевич почувствовал, как из-под ног его и от рук уходит та твердь, за которую он только что держался. Полтора миллиона переделок не сотрясли кабинета, Грачиков не схватил двумя руками две телефонные трубки, не вскочил, не побежал никуда.

– А что? Очень важный институт, да? – осевшим голосом спросил Фёдор Михеевич.

Грачиков вздохнул:

– Раз почтовый ящик – уж тут не спрашивай. Всё у нас важное.

Вздохнул и директор.

– Иван Капитонович, но что же делать? Ведь они постановление правительства возьмут – тогда кончено. Ведь тут два дня каких-нибудь, тут срок.

Грачиков думал.

Фёдор Михеевич ещё довернулся в его сторону, так что коленями упёрся в письменный стол, налёг на стол и обеими руками подпёр голову.

– Слушай. А что, если прямо в Совет Министров телеграммку отстукать? Сейчас как раз такое время – связь школы с жизнью… От моего имени. Я не боюсь.

Грачиков посмотрел на него с минуту, очень внимательно. И вдруг сдрогнула с лица его вся грозность и обернулась сочувственной улыбкой. Грачиков заговорил, как любил – чуть певуче, фразами длинными, законченными, с каким-то хлебосольным оттенком:

– Фёдор Михеевич, душа ты моя, как ты это себе представляешь – постановление правительства? Ты думаешь, сидит тебе весь Совмин за длинным столом и толкуют, как быть с твоим зданием, да? Только им и дела. И тут как раз твою телеграммку подносят, да?.. Постановление правительства – значит, что на днях этого министра или этого председателя комитета должен принять кто-то из зампредов. Министр придёт на доклад с несколькими бумагами и между прочим скажет: вот этот НИИ, сами, мол, знаете, первейшей необходимости, решили в том городе дислоцировать, а тут и здание готово кстати. Зампред спросит: а для кого строили? Министр ему: для техникума, но техникум пока расположен вполне терпимо, мы посылали авторитетную комиссию, товарищи изучили вопрос на месте. Ну, перед тем как визу ставить, зампред ещё спросит: а обком не возражает? Понимаешь – обком! И телеграммку твою сюда же назад и вернут: проверьте факты! – Грачиков чмокнул толстыми губами. – Эти вещи вблизи рассматривать, тут вся сила в обкоме.

Теперь он положил руку на трубку, но ещё не снимал её.

– Мне вот то не нравится, что там инструктор обкома был и не возражал. Если и Виктор Вавилыч уже согласие дал – то, брат, плохо. Он ведь решений не меняет.

Виктора Вавиловича Кнорозова Грачиков, конечно, побаивался – да и кто в области его не боялся!

Он снял трубку.

– Это Коневский?.. Грачиков говорит. Слушай, Виктор Вавилыч у себя?.. А когда вернётся?.. Вот как… Ну, если всё-таки сегодня вернётся – скажи, что я очень прошу меня принять… Хоть с квартиры вечером…

Он положил трубку и ещё на рычагах покатал её ладонью – в одну сторону, в другую, туда, сюда. Посмотрел на усечённую чёрную пирамидку телефона, перевёл глаза на Фёдора Михеевича, убравшего голову в руки.

– Вообще, Михеич, – задушевно сказал Грачиков, – люблю я техникумы. У нас всё за академиками гонятся, меньше инженера образования и не признают. Нам же в промышленности всего насущней техники нужны. А техникумы – на задворках, не твой один. А ведь вы! – ведь вы вот каких детей принимаете, – (он показал рукой лишь немного выше стола, каких детей Фёдор Михеевич никогда не принимал), – и через четыре года, – (он выставил большой палец рожком), – во́ специалисты получаются. Я ж у тебя на защите проектов был весной, ты помнишь?

– Помню, – невесело кивнул Фёдор Михеевич.

За этим большим деловым столом, к которому поперёк ещё был приставлен другой, под зелёной скатертью, Иван Капитонович говорил с таким доброжелательством, как если б на столах этих были расставлены не чернильный прибор, утыкалка для ручек, календарь, пресс-папье, телефоны, графин, поднос, пепельница, а – на белой скатерти тарелки с солёным, печёным и заливным и хозяин уговаривал бы гостя отведать и с собой даже взять.

– Какой-то мальчишка лет девятнадцати, может быть первый раз галстук надел, развесил по всей доске чертежи, выставил на стол какой-то регулятор-индикатор-калибратор, который сам же он и сделал, индикатор этот пощёлкивает, помигивает, а парень ходит, палочкой по чертежам помахивает и так это чешет, мне просто завидно стало! Какие слова у него, какие понятия: коэффициент конструктивной преемственности! – да чёрт же тебя дери, а? Ведь пацан!.. Я сидел – и за себя расстроился: какая ж у меня специальность? Что я историю партии знаю и марксистскую диалектику? – так её все должны знать, тут нашего преимущества нет. Вот такие ж пацаны и на заводе у меня делами ворочали. Так я каким голосом буду ему давать указания повышать производительность?.. Я сам и глазами и ушами набирался, сколько мог. Был бы я помоложе, Михеич, сейчас с удовольствием в твой техникум катнул бы, на вечернее…