Саша Чёрный - Обстановочка (сборник)

Отчего нельзя и мне
Жить, меняясь, как природа,
Чтоб усталость по весне
Унеслась, как время года?..
Сколько чаек!

Солнце жжет. Где холод буден?
Темный сон случайных уз?
В глубине дрожат, как студень,
Семь божественных медуз.
Волны пухнут…

Если низко склониться к воде
И смотреть по волнам на закат —
Нет ни неба, ни гор, ни людей,
Только красных валов перекат…

Мертвый отблеск… Холодная жуть,
Тускло смотрит со дна глубина…
Где же лодка моя и гребец?
Где же руки, и ноги, и грудь?

О, как любо, отпрянув назад,
Милый берег глазами схватить —
Фонарей ярко-желтую нить,
И пустынного мола черту!

Турки носят канифоль.
Ноздри пьют морскую соль.
Поплавок в арбузных корках…

Ноги свесились за мол…
Кто-то сбоку подошел:
Две худых ступни в опорках.

«Пятачишку бы…» – «Сейчас».
Чайки сели на баркас.
Пароход завыл сурово.

Раз! Как любо снять с крючка
Толстолобого бычка
И крючок закинуть снова!

Потемнели срубы от воды.
В колеях пузырятся потоки.
Затянув кисейкою сады,
Дробно пляшет дождик одинокий.
Вымокла рябинка за окном,
Ягоды блестят в листве, как бусы.
По колоде, спящей кверху дном,
Прыгает в канавке мальчик русый.
Изумрудней рощи и сады.
В пепле неба голубь мчится к вышке.
Куры на крыльце, поджав хвосты,
Не спускают сонных глаз с задвижки…
Свежий дождь, побудь, побудь у нас!
Сей свое серебряное семя…
За ворота выбегу сейчас
И тебе подставлю лоб и темя.

Я и девочки-эстонки
Притащили тростника.
Средь прибрежного песка
Вдруг дымок завился тонкий.

Вал гудел, как сто фаготов,
Ветер пел на все лады.
Мы в жестянку из-под шпротов
Молча налили воды.

Ожидали, не мигая,
Замирая от тоски, —
Вдруг в воде, шипя у края,
Заплясали пузырьки!

Почему событье это
Так обрадовало нас?
Фея северного лета,
Это, друг мой, суп для вас!

Трясогузка по соседству
По песку гуляла всласть…
Разве можно здесь не впасть
Под напевы моря в детство?

За сизо-матовой капустой
Сквозные зонтики укропа.
А там, вдали – где небо пусто —
Маячит яблоня-растрепа.
Гигантский лук напряг все силы
И поднял семена в коронке.
Кругом забор, седой и хилый.
Малина вяло спит в сторонке.
Кусты крыжовника завяли,
На листьях – ржа и паутина.
Как предосенний дух печали,
Дрожит над банею осина.
Но огород еще бодрее,
И гуще, и щедрей, чем летом.
Смотри! Петрушки и порей
Как будто созданы поэтом…
Хмель вполз по кольям пышной ceткой
И свесил гроздья светлых шишек.
И там, и там – под каждой веткой
Широкий радостный излишек.
Земля влажна и отдыхает.
Поникли мокрые травинки,
И воздух кротко подымает
К немому небу паутинки.
А здесь, у ног, лопух дырявый
Раскинул плащ в зеленой дреме…
Срываю огурец шершавый
И подношу к ноздрям в истоме.

Вечер. Ивы потемнели.
За стволами сталь речонки.
Словно пьяные газели,
Из воды бегут девчонки.
Хохот звонкий.
Лунный свет на белом теле.
Треск коряг…
Опустив глаза к дороге, ускоряю тихий шаг.

Наклонясь к земле стыдливо,
Мчатся к вороху одежи
И, смеясь, кричат визгливо…
Что им сумрачный прохожий?
Тени строже.
Жабы щелкают ревниво.
Спит село.
Темный путь всползает в гору, поворот – и всё ушло.

Ветер с визгом кра́дется за полость.
Закурился снежный океан.
Желтым глазом замигала волость
И нырнула в глубину полян.

Я согрелся в складках волчьей шубы,
Как детеныш в сумке кенгуру,
Только вихрь, взвевая к небу клубы,
Обжигает щеки на юру…

О, зима, холодный лебедь белый,
Тихий праздник девственных пространств!..
Промелькнул лесок заиндевелый,
Весь в дыму таинственных убранств.

Черный конь встречает ветер грудью.
Молчаливый кучер весь осел…
Отдаюсь просторам и безлюдью
И ударам острых снежных стрел.