Николай Гейнце - Современный самозванец

– А общество?

– Общество подумает, что ты кутил, отдавая дань молодости, а деспот-отец принял одну из мер, практикуемую среди купечества для обуздания непокорных детищ… Впрочем, общество завтра позабудет эту публикацию.

– Так-то оно так, но…

Иван Корнильевич не договорил и задумался.

Несмотря на утешение своего ментора-друга, публикация произвела на него ошеломляющее впечатление.

Он снова поддался унынию, и никакие меры, принимаемые графом Стоцким, не достигали цели и не могли заставить его вернуться к прежней веселой жизни.

Молодой Алфимов или сидел дома, или же был в квартире Сигизмунда Владиславовича, ходя, как маятник, из угла в угол и действуя на нервы его сиятельству.

Последний решил везти его за границу, куда он собирался с графом Вельским, Гемпелем и Кирхофом.

В тот вечер, когда к графу Сигизмунду Владиславовичу должен был заехать Савин, он первый раз заговорил о заграничной поездке с молодым Алфимовым.

Тот ухватился за эту мысль.

– Но, говорят, что эту публикацию поместили и в иностранных газетах, – заметил Иван Корнильевич.

– Пфу… Не думаешь ли ты, что Европе только и дела, что читать помещаемые о тебе публикации? Русским языком тебе твержу, что и здесь все ее забыли.

В передней раздался звонок.

– Это, наверно, Савин… По делу, – заметил граф Стоцкий.

– Я уйду к себе черным ходом, – заторопился Алфимов.

– Хорошо. Я зайду потом к тебе, поедем ужинать.

– Пожалуй.

– Ну, слава Тебе, Господи! Умнеть начал! – воскликнул Сигизмунд Владиславович.

Назначенный на другой день вечер у полковницы Усовой был чрезвычайно оживлен.

Вера Семеновна была в каком-то возбужденно веселом настроении и вызывала шепот восторга собравшихся ценителей женской красоты.

Капитолина Андреевна была довольна и вечером, и младшей дочерью.

У Екатерины Семеновны была на этот вечер тоже серьезная миссия, порученная ее матерью и графом Стоцким – серьезно увлечь Ивана Корнильевича Алфимова, которого граф Сигизмунд Владиславович всеми правдами и неправдами успел затащить на вечер к полковнице.

Он передал Капитолине Андреевне о попавшем в полное распоряжение молодого человека громадном капитале, а у ней уже текли слюнки в предвкушении знатной добычи.

Она рассыпалась перед графом Стоцким в благодарностях за рекомендацию клиентов и в особенности за дочь, которая, по ее мнению, была близка к осуществлению возлагаемых на нее любящею матерью надежд.

– Век не забуду вам этого, ваше сиятельство, – говорила полковница, – вы положительный волшебник, ведь как вдруг под вашим влиянием развернулась девчонка, любо-дорого глядеть.

Они стояли в глубине залы, из одного угла которой доносился до них громкий смех Веры Семеновны.

Для более наблюдательного и внимательного слушателя в этом смехе было что-то истерическое, но обрадованная поведением дочери мать не заметила этого.

– Погодите хвалить, захвалите. Конец венчает дело… – полушутя, полусерьезно отвечал граф Сигизмунд Владиславович.

– Нет, уж не говорите, вы молодец… Благодарю! Благодарю.

– И мой птенец, кажется, развернулся, – заметил граф Стоцкий, указывая глазами на проходившую парочку: Ивана Корнильевича и нежно опиравшуюся на его руку Екатерину Семеновну.

– Об этом не беспокойтесь… Катя маху не даст… Не таких к рукам прибирала и с руки на руку перебрасывала, – с материнской гордостью заметила Капитолина Андреевна и отошла от графа.

Он посмотрел на часы, затем оглянулся кругом.

Был двенадцатый час в начале, вечер был в полном разгаре.

– Пора! – шепнул он незаметно Вере Семеновне, проходя мимо нее, и отправился в гостиную, где снова уселся около полковницы и начал занимать ее разговором о способе поживиться на счет молодого Алфимова.

Та слушала с восторгом, и перспектива наживы в радужных красках витала перед ее глазами.

Вера Семеновна между тем незаметно вышла из залы, прошла через кухню в сени, где ожидала ее горничная, подкупленная графом Сигизмундом Владиславовичем, которая накинула ей на голову платок, а на плечи тальму и проводила по двору до ворот.

Выйдя из калитки, молодая девушка робко остановилась и огляделась кругом себя.

– Вера Семеновна… вы? – раздался над ее ухом голос.

– Я…

– Едемте…

Она подала Николаю Герасимовичу Савину – то был он – дрожащую руку, и он подвел ее к стоявшей у ворот карете, отпер дверцу, подсадил ее в экипаж, впрыгнул в него сам и крикнул кучеру: