Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– Я пойду к нему! вскричала Нора с увлечением.

– Идти к нему, в его собственный дом! Какая сцена, какой скандал? Неужели вы думаете, что он когда нибудь простит это вам?

– По крайней мере, я буду умолять его придти сюда. Я не могу же написать ему такие ужасные слова…. не могу, решительно не могу.

Леви оставил ее и поспешил к двоим или троим из самых неумолимых кредиторов Одлея, которые совершенно готовы были действовать по убеждению Леви. Он уговорил их тотчас же окружит сельскую резиденцию Одлея полицейскими коммиссарами. Таким образом, прежде чем Эджертон мог бы увидаться с Норой, ему пришлось бы сидеть в тюрьме. Сделав эти приготовления, Леви сам отправился к Одлею и приехал, по обыкновению, за час или за два до прибытия почты.

Письмо Норы также прибыло. Никогда еще важное чело Одлея не было так сумрачно, как по прочтении этого письма. Впрочем, с свойственною ему решимостью, он вздумал исполнить желание жены, позвонил в колокольчик и приказал слугам приготовить себе дорожное платье и послать за почтовыми лошадьми.

При этом Леви отвел его в сторону, к окну.

– Посмотрите в окно. Видите ли вы этих людей? Это полицейские коммиссары. Вот настоящая причина, почему я приехал к вам сегодня. Вы не можете оставить этого дома.

Эджертон затрепетал. – И это наивное, безразсудное письмо к подобное время, пробормотал он, ударив по странице, исполненной любви и опасении, своею дрожащею рукою

– Прежде она писала ко мне, продолжал Одлей, ходя по комнате неровными шагами: – спрашивая постоянно, когда наш брак будет объявлен, и я думал, что мои ответы в состоянии удовлетворить всякую благоразумную женщину. Но теперь, теперь еще хуже, теперь она сомневается в моей честности. Я, который принес ей етолько жертв, – сомневаться, чтобы я, Одлей Эджертон, английский джентльмен, был столь низок, чтобы….

– Что? прервал Леви: – чтобы обмануть вашего друга л'Эстренджа? Неужели вы думаете, что она не знает этого?

– Сэр! воскликнул Эджертон, побледнев от негодования.

– Не горячитесь пожалуста. В любви, как и на войне, все хорошо, что кстати, и верно придет время, когда сам л'Эстрендж поблагодарит вас, что вы избавили его от подобной mésalliance. Но вы, кажется, все еще сердитесь; пожалуста простите меня.

Не без затруднения и употребляя в дело лесть и ласкательство, адвокат успел укротить бурю, которая разыгралась было в душе Одлея. И тут он выслушал, с притворным удивлением, содержание письма Норы.

– Недостойно меня было бы отвечать на это сплетение подозрений и сомнений, еще более недостойно было бы оправдываться в них, сказал Одлей. – Мне бы стоило только увидаться с нею, и одного взгляда, исполненного упрека, было бы довольно, но взять лист бумаги с тем, чтобы написать на нем, я не негодяй, и я тебе докажу это – о, никогда, никогда!

– Вы совершенно правы; но посмотрим хорошенько, нельзя ли найти средство согласить вашу гордость с чувствами вашей жены. Напишите только следующие слова: «все, что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал или объяснил, я сообщил Леви, как своему адвокату, с тем, чтобы он передал все это тебе; ты же должна ему верить в этом случае, как мне самому.»

– Прекрасно! она ст о ит, чтобы ее наказать хорошенько; а я уверен, что подобный ответ уколет ее более, чем пространные объяснения. Ум мой слишком расстроен: а не могу теперь хорошенько понять все эти женские уловки и ужимки боязливости. Решено – я написал ей как вы сказали. Представьте ей все доказательства, каких она потребует, и скажите ей в заключение, что чрез шесть месяцев по большей мере, что бы ни случилось, она будет носить фамилию Эджертона, точно так же, как будет разделять с ним его участь.

– Отчего же непременно шесть месяцев?

– К тому времени Парламент будет распущен. Я или получу кресло, избавлюсь от долговой тюрьмы, открою поприще для своей деятельности, или…

– Или что?

– Вовсе откажусь от, честолюбивых замыслов. Я могу поступить в духовное звание.

– Как! сделаться деревенским пастором?

– И спокойно заниматься науками. Я уже испытал это в некоторой мере. Тогда Нора была возле меня. Объясните ей все это. Мне кажется, что это письмо уже слишком жостко…. Впрочем, что за нерешимость!

Леви поспешно положил письмо в свой бумажник и, боясь, чтобы его не взяли назад, тотчас же простился. Из этого письма он сделал такое употребление, что на другой день после того, как он отдал его Норе, она бросила дом, соседей и убежала Бог весть куда. Когда Леви возвратился, исполненный надежды, которая подстрекала его к мщению, – надежды, что если он успеет любовь Норы к Одлею превратить в равнодушие и презрение, то ему удастся, может быть, стать на место этого разбитого и униженного кумира, – его удивление и досада при известии о бегстве Норы были неописанны. Он напрасно искал ее несколько дней. Он отправился к леди Джэн – Норы там не было. Он боялся также показаться и Эджертону, думая, что, может быть, Нора написала ему в этот промежуток времени. Однако, в самом деле Одлей не получил от жены ни строчки. Он был очень обеспокоен её продолжительным молчанием.