Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Медник остановился, и мистер Эвенель подошел к нему.

– Кой чорт ты делаешь на моей земле? к чему ты шатаешься около забора? Верно, ты какой нибудь бездельник, бродяга!

– Я не бездельник: я честный ремесленник! спокойно отвечал медник.

Руки мистера Эвенеля так и порывались сбить шляпу с дерзкого прохожого, но он удержался от этого, унижающего его достоинство, поступка, и вместо того еще глубже опустил руки в карманы своих панталон.

– Какой ты ремесленник! вскричал он: – ты бродяга, ты поджигатель; а я мэр здешнего города, и мне чрезвычайно как хочется запрятать тебя в рабочий дом, да и запрячу. Говори, что ты делаешь здесь? Ты еще не ответил мне на этот вопрос!

– Что я делаю здесь? сказал мистер Спротт:– спросите об этом молодого джентльмена, с которым сию минуты вы встретились и говорили. Он очень хорошо знает меня.

– Как! мой племянник знает тебя?

– Фю-фю! просвистал медник:– так это ваш племянник, сэр? в таком случае извините меня, сэр. Я очень уважаю вашу фамилию. С мистрисс Ферфильд, гэзельденской прачкой, вот уже несколько лет, как я знаком. Покорнейше прошу вас, сэр, извините меня.

И вместе с этим мистер Спротт учтиво снял свою шляпу.

Лицо мистера Эвенеля страшно изменилось. Оно то бледнело, то покрывалось румянцем. Он проворчал несколько невнятных слов, быстро повернулся и ушел. Странствующий медник провожал его взорами точно так же, как провожал Леонарда, и потом произнес такую же угрозу дяде, какая произнесена была племяннику.

Я не думаю, чтобы в происшествии наступившей ночи заключалось следствие прихода медника; скорее это происшествие можно приписать, как говорится, «стечению неблагоприятных обстоятельств». Накануне этой ночи, мистер Эвенель назвал мистера Спротта бродягой-поджигателем, а в самую ночь сгорела одна из риг мистера Эвенеля. Правда, подозрение сильно падало на странствующего медника, потому что мистер Спротт принадлежал к разряду людей, которые не так-то легко забывают обиды. Его натура была скоровоспалительная, как и самые спички, которые он постоянно носил при себе для продажи, вместе с книжечками и паяльным прибором.

На другое утро по всем окрестностям начались поиски странствующего медника, но след его давно уже простыл.

Ричард Эвенель до такой степени углублен был в приготовления к танцовальному завтраку, что даже самый пожар риги не мог рассеять обольстительные и поэтические образы, тесно связанные с этим пасторальным пиршеством. Он даже слегка и беспечно сделал Леонарду несколько вопросов насчет бродяги-медника. Мало того: он не хотел употребить надлежащей и законной власти для преследования этого подозрительного человека. Надобно правду сказать, Ричард Эвенель уже привык видеть в низшем сословии своих врагов; и хотя он сильно подозревал в мистере Спротте виновника пожара, но в то же время у него являлось множество едва ли не более основательных причин, по которым он мог подозревать еще человек пятьдесят. Да и какой человек на белом свете станет думать долго о своих ригах и странствующих медниках, когда все идеи его, все заботы и вся энергия сосредоточены на приготовлениях к танцовальному завтраку? Ричард Эвенель поставил себе за правило – впрочем, этого правила придерживается каждый благоразумный человек – «никогда не делать двух дел в одно время», и, на основании этого правила, он отложил исполнение всех прочих дел до благополучного окончания déjeuné dansant. В число этих дел включалось и письмо, которое Леонард намеревался писать к мистеру Дэлю.

– Повремени немножко, говорил Ричард, в самом приятном расположении духа: – мы вместе напишем, как только кончится танцовальный завтрак.

Задуманный пир не имел ни малейшего сходства с обыкновенным провинциальным церемониалом. Ричард Эвенель был из числа тех людей, которые если задумают что сделать, то сделают хорошо. Мало по малу его первые замыслы распространялись, и бал, которому предназначалось быть только изящным и отнюдь не роскошным, требовал теперь огромных издержек и становился великолепным. Из Лондона прибыли художники, знакомые с устройством подобных балов: им предстояло помогать, управлять и создавать. Из Лондона же были выписаны венгерские музыканты, тирольские певцы и певицы, швейцарские крестьянки, которые должны были петь Ranz des Vaches , доить коров или приготовлять для ни гья свежее молоко с вином и сахаром. Главная палатка в саду украшена была в готическом вкусе; самый завтрак приготовлялся из лучших дорогих продуктов, соответствующих сезону. Короче сказать, сам Ричард Эвенель выражался о своем празднике таким образом: «бал, на который я не жалею денег, должен быть в строгом смысле слова бал!»