Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– На нашем свете, Нерон, сказал он, обращаясь к собаке:– нет более условной вещи, как независимость человека, которою он так хвастается. Я, например, свободный англичанин, гражданин мира, не смею курить в парке сигару в половине шестого, когда публика здесь, точно так же, как не смею опустить руку в карман лорда-канцлера. Закон не запрещает мне курить, Нерон; но то, что позволительно в половине осьмого, составляет преступление в половине шестого. О, Нерон, Нерон, счастливая собака! никакой предразсудок не заставит твоего хвоста сделать лишнее движение Твой инстинкт заменяет для тебя разум. Ты был бы совершенно счастлив, если бы в минуту грусти мог развлекаться сигарой. Попробуй, Нерон, – попробуй, мой неизбалованный друг!

И, отделясь от спинки скамьи, он хотел вставить янтарь мундштука в зубы собаке.

Когда он этим занимался с невозмутимою важностью, две особы подошли к этому же месту. Одна из них был слабый и больной на вид старик. Его истертый сюртук был застегнут до верху и ложился складками на его впалой груди. Другая – была девушка лет четырнадцати, на руку которой старик тяжело опирался. Щоки её были бледны; на лице её выражалось безропотное страдание, до такой степени глубокое, что казалось, что она не знала радости даже и в детстве.

– Отдохните здесь, пап а , сказала девушка кротко.

И она указала на скамью, не замечая сидевшего на ней, который почти совершенно был заслонен спустившимися ветвями дерева.

Старик сел, тяжело вздохнув, потом, увидав незнакомца, снял шляпу и сказал голосом, напоминавшим тон образованного общества:

Извините, если я обеспокою вас, сэр.

Незнакомец приподнял голову и, заметив, что девица стоит, встал, как будто предлагая ей место на лавке.

Но девушка не замечала его.

Она смотрела на отца и заботливо вытирала ему лоб маленьким платкок, который сняла у себя с шеи.

Нерон, довольный, что отделался от сигары, начал делать прыжки и лансады, как будто вознаграждая себя за выдержанное испытание, и теперь, возвратясь к скамье с удивленным взором, он стал обнюхивать соседей своего барина.

– Поди сюда, сэр, сказал барин, обращаясь к собаке. – Не бойтесь его, продолжал он, ободряя девицу.

Но девушка, неслушавшая его в эту минуту, вскричала вдруг, более тревожным, чем испуганным голосом:

– Он упал в обморок! Батюшка! батюшка!

Незнакомец оттолкнул собаку, которая была у него на пути, и поспешил развязать галстух у бедного страдальца.

В это время луна выплыла из за облака, и свет её упал ма изнеможенное лицо старика.

«Лицо это как будто памятно мне, хотя очень изменилось», подумал незнакомец.

И потом, наклонясь к девушке, которая упала на колени и терла руки своему отцу, он спросил:

– Как зовут вашего батюшку, дитя мое?

Девушка была слишком занята в эту минуту, чтобы услыхать вопрос.

Незнакомец положил ей на плечо руку и повторил свои слова.

– Дигби, отвечала девушка, отрывисто.

В это время чувства стали возвращаться к отцу её. Через несколько минут он был уже в состоянии выразить незнакомцу свою благодарность. Но последний взял его руку и сказал дрожащим и нежным голосом:

– Возможно ли, я опять вижу своего сослуживца? Эльджернон Дигби, я не забыл вас; но, кажется, Англия вас забыла.

Чахоточный румянец покрыл щоки старого солдата, и он отвечал незнакомцу, смотря в сторону:

– Мое имя Дигби, это правда, сэр; но я не думаю, чтобы мы когда нибудь встречались. Пойдем, Гелен: теперь мне лучше, – пойдем домой.

– Поиграйте, займитесь с этой собакой, дитя мое, сказал незнакомец: – а мне надо переговорить с вашим батюшкой.

Девушка с покорным видом сделала знак согласия и отошла; но она не играла с собакой.

– Видно, мне нужно рекомендоваться вам формально, сказал незнакомец. – Мы были с вами в одном полку, и имя мое л'Эстрендж.

– Ах, милорд, сказал солдат, вставая: – простите меня.

– Меня, кажется, не называли милордом за нашим походным котлом. расскажите мне, что случилось с вами с тех пор, как мы не видались? вы на половинном жалованье?

Мистер Дигби печально опустил голову.

– Дигби, старый товарищ, не можете ли вы мне одолжить взаймы сто фунтов? сказал лорд л'Эстрендж, трепля бывшего воина по плечу. – Что, у вас не найдется такой суммы? Тем лучше: значит я могу ссудить ее вам.

Мистер Дигби залился слезами.

Лорд л'Эстрендж как будто не заметив этого.

– Мы были оба некогда чудаками, сказал он: – и я с удовольствием припоминаю, как часто занимал у вас деньги.