Феликс Дан - Аттила. Падение империи (сборник)

– А вы? – спросил префект. – Вы ведь уже давно вступили на землю гуннов. Расскажи, ритор, о своем путешествии, но прежде налей мне в кубок вина с водою. Как вы доехали сюда?

– Не без затруднений, – отвечал Приск, подавая другу напиток. – Нам только через двадцать дней удалось достичь Сардики, отстоящей от Византии всего на тринадцать дней пути: до того тяжело было тащить с собою наше золото и наш позор, которые мы везем на десяти фурах, чтобы покорно сложить свою дань к ногам притеснителя!

– В Сардике, почти наполовину выжженной гуннами, – продолжил Максимин, – мы пригласили Эдико и других спутников к себе на вечерний пир.

– Но, к сожалению, – прибавил ритор, – нам пришлось у них же позаимствоваться говядиной и бараниной. Лишь приготовление кушаний взяли на себя наши повара.

– За ужином произошел спор. Вигилий, вероятно, слишком усердно наугощался моим луканским вином…

– Или, может быть, притворился пьяным, – вставил Приск.

– Начал прославлять Феодосия, превознося его, как бога, перед Аттилой, которого назвал обыкновенным человеком.

– Кончилось тем, что Максимину пришлось успокаивать раздраженных гуннов, исключая Эдико, не проронившего ни слова, и раздать им в подарок множество одежд и драгоценных камней, привезенных из Индии. Нечего сказать, бог Феодосии обошелся нам гораздо дороже того, что он стоит на самом деле!

– Потом мы прибыли в Наиссус.

– То есть на то место, где некогда находился Наиссус. Гунны сравняли его с землею.

– Там все было пусто. В развалинах базилик приютилось несколько раненых и больных, молящих провидение о пище и спасении, или о смерти, что – по всем вероятиям – было ближе к ним. Там же валялось множество трупов.

– Мы, нечестивые грешники, поделились своими скудными запасами хлеба с этими несчастными, доведенными до последней степени отчаяния.

– И поехали дальше.

– Через варварски опустошенную страну!

– Мы свернули в сторону от военной дороги.

– Потому что там нельзя было дышать.

– Почему? – спросил комес.

– От зловония гниющих трупов.

– Они валялись целыми тысячами, непогребенные, заражая воздух.

– То были убитые гуннами в сражении или настигнутые ими и безжалостно умерщвленные беглецы.

– Начиная от Наиссусских гор, мы двигались в обход – и так до самого Дуная.

– Гунны согнали местных жителей, чтобы переправить нас на плотах на противоположный берег реки.

– Меня поразило огромное количество этих первобытных судов.

– Для переправы наших тяжелых повозок с кладью пришлось связывать по несколько плотов вместе.

– На наш вопрос, почему здесь собрано такое множество лодок, нам ответили, что Аттила намерен в скором времени устроить большую охоту.

– Я догадываюсь! – заметил префект. – Только дичью…

– Послужим дикому гунну мы, несчастные римляне.

– Итак, нас перевезли на левый берег Дуная, приблизительно стадий на семьдесят дальше. Тут, на невысоком холме, мы и разбили свои палатки.

– Мы устроились на ночлег. Невольники выпрягли из повозок лошадей, разложили костры для приготовления пищи.

– Как вдруг к нашему лагерю подскакало несколько всадников. Эдико уехал вперед за день до этого происшествия, не объяснив нам причины своего удаления. Подъехавшие гунны с бранью погнали нас с холма, приказывая расположиться у его подножия – на болотистой почве.

– Почему? – спросил Ромул.

– Всадники кричали: «Сам Аттила недавно стоял лагерем внизу в долине… значительно дальше, вниз по реке… но все-таки вам не подобает!»

– Что не подобает? – удивленно спросил префект.

– Чтобы наши ноги стояли в настоящее время выше того места, где покоилась голова владыки вселенной. Так объяснили нам гунны. И, действительно, волей-неволей пришлось покориться – все наши возражения ни к чему не привели.

– Мы были вынуждены опять сложить наш скарб и перетащиться с обозом в другое место, оказавшееся несравненно хуже.

– Но зато Аттила прислал нам только что пойманной рыбы и несколько быков.

– Дерзость этих степных грабителей неслыханна и невыносима! – проворчал ритор. – Несколько лет назад мне пришлось сопровождать такое же грустное посольство из Византии к гуннам. Лишь только мы успели миновать Моргус, как наткнулись на гонцов Аттилы, посланных нам навстречу. Эти черномазые бродяги отказались даже приветствовать нас и вести переговоры в палатках! Переводчик дал нам от их имени такой ответ: «Гунн ведет переговоры только на шести ногах». Мы совершенно не поняли этой загадки дикарей, пока она не объяснилась наглядно: гонцы не сошли со своих коней! Все наши настояния оказались тщетны. Они хотели толковать с нами не иначе, как сидя верхом! Между тем нам показалось совершенно невозможным толковать с ними, глядя снизу вверх. Оставалось только, в виду непреклонного упорства гуннов, не думавших слезать с седла, самим опять сесть на лошадей. И таким образом императорские послы, римские государственные деятели, консулы, риторы были вынуждены разговаривать с варварами, сидя на конях, словно и мы принадлежали к какой-то другой шайке подобных бродяг. Содержание наших переговоров было столь же унизительно, как и внешняя их форма: мы обязались выдать гуннам всех беглецов, скрывшихся под нашу защиту. А ведь между ними было двое королевичей из племени, враждебного Аттиле. Этих юношей звали Аттака и Мамо. Гунны распорядились немедленно распять их перед нашими глазами! Кроме того, мы согласились не заключать никаких союзов с врагами Аттилы и обещали увеличить ежегодную дань – от римского императора предводителю варваров! – до семисот фунтов золота, тогда как прежде она была вполовину меньше. Гунны потребовали, чтобы мы подтвердили обещание торжественной клятвой: жизнью императора над крестом и Евангелием. А сами дали свою, языческую клятву: они зарезали лошадь, распороли ей живот, погрузили по локоть обнаженные руки в трепещущиеся внутренности животного, а потом подняли их вверх и не опускали до тех пор, пока не обсохнет кровь!