Даниил Мордовцев - Говор камней. Ирод (сборник)

Судя по многому, что мы увидим ниже, позволительно, однако, спросить: не была ли эта женщина дитя того удивительного по нравственной стойкости племени, той духовно несокрушимой расы, которая впоследствии, через много-много генераций, дала миру Моисея и Христа?

Как бы то ни было, но она воспитала своего сына, будущего фараона, в еретическом духе. Недостаточно почтительное отношение к богам Египта проницательные и ревнивые к своей власти жрецы стали замечать в нем очень рано, когда он был только наследником престола, и потому стали проявлять некоторую враждебность к августейшему нигилисту. За жрецами не замедлили последовать и многие высшие сановники государства, которые не могли не видеть, что всеми фараонами, за спиною богов, помыкали святые отцы, непосредственно получавшие откровения от небожителей и разговаривавшие с самим Аписом на его божественно-бычьем языке. Враждебнее же всех оказались египтянки, так как для женщин жизнь без кукол в виде богини Гатор с коровьей головой, в виде Аписа, ибиса, священных жуков и кошек не имеет смысла.

Но вот фараон-нигилист вступает на престол. Восшествие его на священный трон Верхнего и Нижнего Египта сопровождалось небывалым скандалом, который поразил ужасом всю страну.

Случилось следующее. После всех торжественных церемоний венчания на царство новый фараон, по обычаю, должен был испросить благословения великого Аписа. Аменхотепа сажают на золотой трон, поставленный на богато изукрашенные носилки из слоновой кости и золота, и двенадцать сановников – эрисов, головы которых украшены страусовыми перьями, несут его к храму рогатого бога. Над владыкою Египта, облеченным во все царские доспехи и прикрытым дорогой мантией из виссона-пурпура, высятся изображения Правосудия и Истины, осеняющие его крыльями. У престола золотой сфинкс – эмблема мудрости и лев – эмблема мужества. Кругом – придворные с опахалами. Далее – ряды войск и народ.

Далеко виден царский пурпур! Он так и режет глаза на ярком африканском солнце.

Гремит музыка. Навстречу двигается другая процессия, жреческая, с Аписом во главе. Воздух оглашают священные гимны жрецов.

Процессии более и более сближаются. Процессия фараона останавливается, и Аменхотеп сходит с трона, чтобы встретить великого бога. Ярко сверкнул на солнце пурпур фараона.

Но что это? Священный бык остановился… Кроткие глаза его наливаются кровью… Он нагибает свою массивную с острыми рогами голову и, взрывая ногами землю, издает страшный рев… Длинный хвост его то вытягивается копьем, то колотит бока разъяренного животного… Бык, видимо, взбесился… Вот-вот он ринется на фараона и поднимет его на рога или выпустит царственные кишки…

Крик ужаса вырвался из уст стотысячной или миллионной толпы…

Великий бог гневен!.. О, горе, горе Египту!.. Гапи растерзает фараона!.. О великая Изида!

Аменхотеп, пораженный неожиданным бешенством священного быка, схватился было за меч, но эрисы мгновенно закрыли его собой.

Бык остановился, но продолжал реветь и рыть землю ногами. Вопли народа усиливались.

– Конец света! Конец бытию!.. О великие боги! – слышались истерические рыдания женщин.

Тогда выступил верховный жрец Фив и, приблизившись к разъяренному быку, стал кадить перед самой мордой Аписа благовонными курениями «священной земли Пунт», дым которых так ненавидело боготворимое животное.

Алис был побежден. Не вынося противного дыма, он с видимой досадой повернулся и, задрав хвост, стремительно бросился к своему храму, в апиэум – в свое роскошное стойло, украшенное художественною резьбой по черному и красному дереву, с вкрапленными в него золотыми пчелами и жуками-скарабеями.

В душе Аменхотепа кипела злоба. Он видел себя посрамленным на глазах своих подданных – всего своего войска и народа, которого в одних Фивах насчитывалось более двух миллионов.

Ужас объял население стовратной столицы Египта, а тысячеустая молва разнесла этот ужас далеко за «тропики Рака», с одной стороны, и до «Великих зеленых вод» – с другой. И от Аменхотепа отшатнулось большинство его подданных.

– Отринут богами за неверие, – боязливо шептались они и в переходах дворцов фараона, и в бедных хижинах, ожидая для страны великих бедствий.

В тот же вечер Аменхотепу доложили, что его желает видеть «учитель тайн неба» – жрец-астроном Мерира, чтобы сообщить царю «великую весть». Фараон тотчас же принял его.

– Сердцу великого фараона, земному солнцу – да светит он вечно над Египтом! – нанесена сегодня тяжкая рана злым умыслом служителей божества, – таинственно проговорил пришедший. – Они, ведая, что глаза великого Гапи, быка по плоти, не выносят цвета пурпура, с затаенною злобою поднесли тебе, о Аменхотеп, этот пурпур для облачения – и при виде его на тебе в сердце Гапи вселилось бешенство… Теперь недостойные слуги божества смеются над тобой из глубины гортаней своих.