Алексей Потехин - Бедные дворяне

Вдруг в самом разгаре песни и пляски в залу вошла Параша. Она одета была в особенный оригинальный костюм, придуманный для нее самим Рыбинским и почему-то названный им цыганским. Длинные черные волосы ее были заплетены в несколько кос и распущены по спине; пунцовый венок сдерживал волосы на лбу. Яркий красный платок, распущенный во всю свою длину, был надет на одно плечо и подвязан под другим. Плечи и руки была совершенно обнажены.

– Вот она, вот она! – закричал Рыбинский, увидя Парашу. – Браво, Алена, браво! Довольно… Пусти, Параша станет вместо тебя… Эй вы, веселее… Ну, Параша, отличись. А, какова прелесть, господа… Осташков, какова эта штучка, а?… Не уступать же Алене… Слышишь…

Параша медленно, как бы нехотя вышла на средину залы, остановилась, обвела своими бойкими глазами всех присутствующих, лениво потянулась, как бы расправляя уставшие члены, и вдруг вскрикнула, быстро приподняла руки, откинувши на спину платок, и задрожала, как бы пораженная электрическим ударом. Потом, как бы увлекаемая вихрем, она начала кружиться по комнате, по временам сотрясаясь всем телом, глаза ее метали искры, вся она казалась одержимою неистовой, бешеной страстью, всякое движение выражало и возбуждало сладострастие. Молодость и красота довершала впечатление. Пьяные гости сошли с ума от восторга: начали подкрикивать, подпевать цыганам, топали ногами, даже Комков сидел непокойно, как на иголках. Осташков пел во все горло и подплясывал, сидя на месте.

– Что, Осташков? – спросил его Рыбинский.

– Что? Будь тысяча рублей – не пожалел бы – сейчас купил… – отвечал пьяный Никеша.

В это время Параша подлетела к Осташкову с таким движением, как будто хотела обнять его, он протянул было руки, но она ускользнула и с самыми сладострастными жестами отступала перед ним, выбивая ногами дробь по-цыгански.

– Ну, девка, уж купил бы я тебя… – говорил Никеша, пожирая глазами плясунью…

– А жена-то? – сказал Рыбинский.

– А тетенька-то высечет… – прибавил Неводов.

– Вот!.. – отвечал Никеша с презрением, не сводя глаз с Параши, которая кружилась перед ним, изредка дотрагиваясь до него руками и каждый раз ускользая от его объятий.

Никеша наконец был взволнован и раздражен до последней степени: бросился и схватил в охапку Парашу, намереваясь поцеловать ее. Параша быстро взглянула на Рыбинского, тот дал знак – и громозвучная пощечина раздалась по зале, резко прозвучав среди веселого пения, как фальшивая нота. Общий хохот заглушил и остановил пение; Осташков пошел на свое место, опустя голову и отирая ладонью горячую щеку. Параша спряталась в толпе.

– Что, брат Осташков? Каково? Поделом… На чужой каравай рот не разевай…

– А я еще тетеньке скажу, мусье Осташков: в какой вы впадаете разврат… – поддразнивал Неводов.

– Нет, какова девка-то, господа? А?…

– Чудо!

– Огонь, страсть, юг!..

– А ведь русачок чистый? – спросил Тарханов.

– Чистейший!.. Скотникова дочь!.. – отвечал Рыбинский. – Ну, полно обтираться, Осташков: ведь, я думаю, не больно: не мужицкая рука… Ничего, заживет… Эй, дайте ему вина…

– Да ведь ему не больно; только, я полагаю, для дворянской его чести обидно… Сами рассудите: потомок таких знаменитых предков!.. – говорил Неводов. – Обидно, Осташков?

– Прискорбно!.. – отвечал Никеша, тряся головой.

– Э, братец, ведь это женская рука: ничего… А тебе, кажется, очень досадно, что не удалось поцеловать ее. Ну я тебя сейчас утешу… Эй, Алена, поди сюда, поцелуй барина…

– А изволь, барин, с радостью… Поцелуемся… – отвечала цыганка и протянула руки к Никеше…

– Пошла ты, старый черт, стану я с тобой целоваться… – говорил совершенно пьяный уже Осташков… – Мне бы вон ту поймать, так я бы знал, что с ней делать…

– Э, господа, да он молодец! Надо его наградить за храбрость… Эй вы, девки: Пелагея, Наталья, Федора, Глафира… Подите целуйте Осташкова…

Покорные приказанию своего барина девушки подошли к Осташкову, смеясь и подталкивая друг друга.

– Не надо, не желаю! – говорил Никеша, махая руками и тряся головой.

– Вот еще какой!.. Ломается… Девки, возьмите его: целуйте! – сказал Рыбинский, могучей рукой приподнял его и бросил в толпу девок.

Почувствовав прикосновение женщин, Никеша, сам, как голодный волк на овец, бросился на них. Поднялся визг, писк, хохот… Отбиваясь от ласк Никеши и увлекшись общим удовольствием, девки начали толкать, тормошить, бить бедного Осташкова, и кончилось дело тем, что новый фрак его – подарок Неводова, остался без фалд и лацканов. Услыша треск раздираемого платья, Никеша пришел в совершенное неистовство и начал действовать кулаками. Рыбинский приказал лакеям взять его и положить спать – и Никешу увели, несмотря на сопротивление. Песни и пляска возобновились и продолжались почти до самого рассвета. Параша часто являлась на сцену, каждый раз производя сильный эффект. Бешеная оргия кончилась тем, что Комков и Топорков уснули, сидя на месте, а хозяин и прочие гости были под руки отведены к своим постелям. Цыгане и прислуга допивали после господ вино, оставшееся в бутылках, и пьяные растянулись на полу в зале и прихожей.