Юзеф Игнаций Крашевский - Во времена Саксонцев

Гость головой подтвердил эту аргументацию, потягивая из кубка вино, которое было явно ему по вкусу.

– Без языка, – говорил далее купец, – человек как без руки, а прислуживаться переводчиками не очень удобно и не всегда безопасно.

Гость, по-прежнему соглашаясь, помурлыкивал и глазами бегал вокруг, а когда слуга, о чём-то спрашивая пана, отворил дверь, взгляд последовал прямо вглубь магазина.

– Я, – сказал Захарий, – я бы первый рад выучить ваш язык, для этого у меня есть некоторая помощь; потому что, имея сербских слуг, из Лужиц, немного привык к подобному языку.

Слушающий казался сильно удивлённым, как если бы в первый раз узнал о той сербской речи в Саксонии.

– Похожа на польскую, – прервал он живо, с интересом, – смилуйтесь, скажите мне несколько слов.

Витке, как если бы не хотел выдать того, что отлично знал сербский, будто бы что-то начал припоминать, и произнёс несколько слов вместе с их немецким значением.

Гость показал великое недоумение.

– Что же это, – ответил он, – на чешскую речь смахивает, но, действительно, очень похожа на нашу. Если вы хотите освоиться с этим языком, наверное, вы легче, чем другие немцы, сможете выучить польский.

– Я этого очень хочу, – добавил Витке, – но без учителя обойтись трудно.

Он посмотрел тому в глаза. Их взгляды встретились, у гостя в глазах блеснуло, он почти выдал, что ему доставляло радость желание купца, о котором догадался.

– Долго тут думаете остаться? – спросил Захарий.

– Я? – потягиваясь, выцедил поляк, который, казалось, размышляет, как должен солгать. – Я? По правде говоря, не знаю. Пани Пребендовская взяла меня сюда с собой для писем и для надзора над своим двором, кто знает, как она долго тут пробудет. Я, впрочем, не связан, и отказался бы, если бы мне выпало что-нибудь получше.

Витке подумал.

– Вы, должно быть, имеете хорошее положение у пани Пребендовской, – сказал он холодно.

Гость снова задумался с ответом, рот ещё дивней искривился.

– Место моё неплохое, – сказал он, – сказал он, – но оно больше в будущем обещает, чем мне сейчас даёт. Пребендовские теперь пойдут далеко.

Он резко прервался, опустил глаза и замолчал.

– Если бы вы тут дольше остались, – вставил осмелевший Захарий, – вы могли бы, может, найти для меня несколько часов в день и быть моим учителем. Хочу научиться польскому языку, для торговли, и быстро… Естественно, я не хочу требовать этой услуги задаром, а заплатить могу даже хорошо, потому что мне возвратится.

Гость охотно кивнул головой… Витке наливал ему уже третий кубок.

– Я только вас попрошу, – продолжал дальше купец, – чтобы люди не знали о том, что я учу польский.

– Для меня также важно, чтобы Пребендовская не проведала, что я кому-то служу больше, чем ей, – пробормотал, выпивая, гость.

– А! – рассмеялся Витке. – Попав в немилость к Пребендовским, вы сразу легко найдёте себе место, зная немецкий, а Пребендовские известны, подобно Флемингу, тем, что скупы.

Поляк утвердительно кивнул, но, осторожный, говорил он не много, возможно, потому, что чувствовал в себе вино, которое кружило ему голову.

– Я, я, – заикался он, когда купец замолк, – не думаю, что всегда буду держать дверные ручки Пребендовским. Человек должен помнить о себе, потому что другие о нём не подумают. Я сирота, сам себе господин и слуга. Как бедный шляхтич, я не имел для себя иной дороги, только одеть духовное платье.

Говоря это, он потряс полой своего длинного чёрного одеяния, точно оно его обременяло.

– Но двери ещё за мной не закрылись, могу, когда захочу, вернуться в мир. Я по выбору могу направиться туда, куда мне кажется удобным, ищу, размышляю, пробую. Пребендовским временно понадобился секретарь… я пристал к ним, чтобы что-то делать… я не связан, нет…

По говору Витке заметил, что старое испытанное вино подействовало.

– Платят вам всё же? – спросил он, меряя его глазами.

Гость рассмеялся и пожал плечами.

– Платят, платят, – начал он, насмешливо бормоча. – Всё-таки что-то платят! Получу подарок на Новый Год, справят мне одежду, иногда под хорошее настроение от скупого пана что-нибудь неожиданно обломится… Есть время рассмотреть… есть оказия прислушаться.

Он сплюнул и, осушив рюмку, отодвинул её, показывая, что с него уже достаточно. Лоб покрылся испариной.

Витке смотрел и слушал.

– Я вас, – сказал он, подумав, – отговаривать от Пребендовских не намерен. Они вас в действительности могут протолкнуть, но служба тут у них – это неволя, и ничем, кроме надежд, не оплачивается… Осмотритесь…