Карл Маркс - Капитал. Том первый

Будучи сотворенным по образу и подобию Божьему свободным, человек первым же своим свободным жестом «освобождает» себя от божественной свободы. Грехопадение есть отчуждение человека от его свободного призвания к богочеловечности. И только беспредельная любовь Божия могла найти спасительный путь возвращения человека к его призванию. После грехопадения в несвободу надо было Богу снизойти и стать человеком для того, чтобы человек вновь мог свободно становиться богом по благодати, богочеловеком. «Чтобы свобода существовала (как наше полагание), Бог уже должен был принять человеческий образ по своему свободному решению ». [21] Жижек Славой. Возвышенный объект идеологии. – М.: Художественный журнал, 1999. – С. 229.

Иисус является Христом в силу спасительной миссии привить свою богочеловечность всем людям, освободить их от «рабства греха» к свободе в синергии с благодатью. «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал 5, 1). Освобождающее деяние, совершающееся посредством жизни во Христе, означает высвобождение в себе самого себя от своеволия и произвола к бескорыстной самоотдаче свободе другого. Обожение (Θεωσις) как обретение дара благодатной свободы является способностью своей свободой одаривать свободой другого. «Божественная свобода совершается в сотворении… высочайшего риска – в сотворении другой свободы». [22] Мистическое богословие. – С. 283. Благодат/ рная свобода – это ответ(ствен)ная свобода, или свобода как ответ(ствен)ность, это благодарный ответ на дар свободы Другого в качестве со- ответ(ствен)ного дара своей свободы другому в отличие от безблагодатной свободы как присвоенной и монополизированной, а потому и без- ответ(ствен)ной свободы, неблагодарной Другому, ибо не дарующей свободу другим. Утверждать своей свободой свободу другого – это и значит, покончив со своекорыстным самообожением, возвратиться на путь к действительному обожению, взять на себя Крест Христов, сораспяться Христу . И именно это, надо надеяться, будет означать, что мы перестанем «грешить подобным же образом» и заслужим прощения Бога.

Так вот, менее всего претендуя на конфессиональную правоту и стремясь лишь оттенить межчеловеческий смысл предпринимаемого истолкования, мы берем на себя смелость утверждать, что по сути своей поиск такого пути к освобождению своей свободой свободы другого , на котором « свободное развитие каждого» станет «условием свободного развития всех », [23] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 4. составляет от начала и до конца пафос творчества Карла Маркса . (Курсив наш – А. М., А. Г.) В этом – духовное родство основополагающей интуиции «воинствующего атеиста» Маркса с вероустановкой-призванием к подлинному обожению, в этом – Марксово сораспятие Христу . Выходит, можно идти вместе с Христом и не объявлять себя христианином, а можно называться христианином и быть чуждым Христу.

«Есть нечто, что я называю rancune великого: все великое, всякое творение, всякое дело, однажды содеянное, немедленно обращается против того, кто его содеял».

Но в реальной жизни с прощением «грехов наших тяжких» дело обстоит гораздо сложнее и куда драматичнее. Беда в том, что в прошедшем веке они, по-видимому, перешли уже в разряд вообще не подлежащих прощению, в принципе непрощаемых из-за инфернальной природы и непоправимости последствий. И только с учетом этого отягчающего обстоятельства, без всяких скидок и поблажек возможно сегодня возобновление совестливого разговора о Марксе. Наиболее проникновенным, хотя и очень острым, такой разговор может получиться в ходе «(за)очной ставки» Маркса и Ницше.

Маркс – старший современник Ницше. Когда Ницше в 1844 году только появился на свет, двадцатишестилетний Маркс уже успел достаточно веско заявить о себе, а созданные им в это время «Парижские рукописи», будучи прочитаны и опубликованы без малого столетие спустя, уже в XX веке, произвели эффект разорвавшейся философской бомбы, породив и поныне не стихающие споры о «двух Марксах». Несмотря на четвертьвековой разрыв в возрасте, Маркс и Ницше ушли из творческой жизни с разницей всего лишь в несколько лет (1883 год – год смерти Маркса, а годом творческой смерти Ницше считается 1889 год – год его впадения в безумие, хотя умер он десятилетием позже – в 1900 году). Насколько можно судить, их жизненные пути не пересекались и они никогда не встречались. Слышали ли они друг о друге, читали ли они друг друга? Трудно сказать наверняка, но скорее Ницше мог или даже должен был знать о Марксе, чем, наоборот, Маркс о Ницше. Впрочем, дело, конечно, не в этом. Пожалуй, суть в том, что столкновение идей и движений, овеянных их духом и именем, во многом определило коллизийную перспективу прошедшего и, не исключено, будущего, если не будущих, столетий .