Лев Жданов - Царь Иоанн Грозный

– Скачи к царю… Расскажи, что Бог послал! Наша Казань! Пусть достальное войско на подмогу шлет. Нынче же к вечеру его во дворец введем, на трон агарянский посадим!

Умирая от устали, в пыли, в крови доскакал меньшой Воротынский до места, откуда Иван наблюдал за боем, то и дело посылая узнавать о ходе сражения.

– Бог на помочь! Что скажешь, князь? – быстро спросил Иван, едва подскакал к нему Воротынский.

– Победа, государь! Да славится имя Господне! И тебе бессмертная слава во веки веков!

– Видел… знаю… Спасибо, княже! Всем спасибо! Дай обнять тебя! Ну, говори: засели крепко в башне? Стены заняли? Можно будет завтра и главный приступ повести?

– Зачем завтра? Сейчас веди полки все на бой. Наша… твоя Казань! Погибнут неверные, рассеются, аки прах от дуновения ветра…

– Да что ты? Говори, в чем дело? – произнес Иван. А глаза у самого так огнем и загорелись, вспыхнуло краскою бледное до сих пор лицо.

Воротынский живо описал, как далеко ворвались оба полка в самое сердце города… Теперь двинуть остальное русское войско прямо во дворец – и взять можно хана живьем со всеми его сеидами.

Воодушевление и вера Воротынского в полную победу окончательно заразили царя. Он весь дрожал, не сводя взоров с осажденного города. Из-за уцелевших домов предместий – высились стены, валы надо рвом, зияющие широким проломом у Арских ворот. А дальше все было затянуто дымом и пылью, которая взметнулась на воздух в момент взрыва и еще не улеглась, не успела осесть…

И вдруг, повернувшись порывисто к Морозову, царь сказал:

– Скорей гонцов по полкам… На приступ трубить! Все на бой! Раздавим врага нечестивого, коли Бог того хочет!

Но тут из рядов выступил Адашев, с почтительным видом приблизился к Ивану и, склонясь на седле, негромко заговорил:

– Государь, не прикажешь ли обождать еще? Не велишь ли твоего первого слова держаться? Пусть наши воины, что в город вошли, к стене да к башне Арской воротятся. Сам же ты решил на совете: рвы надо засыпать, широкий путь приготовить, все наши подкопы взорвать, вконец обездолить врага – а тогда уже с татарами последним, смертным боем переведаться… Сам же ты решил, государь! Прости, что я, слуга твой, смею напомнить тебе… Твою же волю напоминаю…

– Я решил – я и перерешить могу. Что ты учишь меня? Что ты смыслишь? Не все расчет, ино́-де и отвагу Бог любит, особливо в ратном деле… Да и некогда мне толковать с тобою. Вон солнце как высоко! Успеть бы двинуть полки… все свершить до вечера!

– Не поспеем, государь! Осенний короток день… Если и сейчас велишь подкопы рвать, – пока соберемся, пока ударим – и ночь настанет. И все пропадет… Успеют за ночь оправиться неверные… Помысли, государь!

– Прочь! Оставь! – уже с явным раздражением проговорил Иван. – Зазнался холоп… Много воли взял! Я ли сказал: подкопы рвать, полки собирать! На приступ пусть трубы трубят… Слышали…

Морозов и все остальные вожди, понимавшие, что Адашев прав, не торопились исполнить приказ царя.

Он огляделся, и уже нескрываемая ярость сверкнула в его глазах, сразу помутневших, налившихся кровью.

– A-а… – хриплым каким-то, не своим голосом заговорил Иван, – ты им всем тоже внушаешь не слушать приказу царского… Да я тебя…

И судорожно рука Ивана скользнула к рукоятке богатого ножа, украшенного каменьями, висевшего в ножнах сбоку у царя. Звякнули колечки кольчуги одно о другое от судорожного движения. Напружились жилы на лбу у Ивана, переполняясь кровью.

В это самое мгновение Адашев, сидевший в седле перед царем с поникшей головой, вдруг весь выпрямился и, уловив взор Ивана, стал глядеть ему прямо в глаза своими черными, проницательными глазами, из которых словно свет заструился, в которых читался какой-то немой, невнятный, но неотразимый, властный приказ!

И немедленно опустилась рука Ивана. Лицо подернулось легкой судорогой и стало снова бледным.

Царь, помолчав мгновенье, уже спокойнее, ровным, слегка усталым голосом проговорил:

– Ну, ладно уж… подумаем! Так, по-вашему, бояре: лучше не отваживаться зря? Утра погодить? Ин, будь по-вашему…

– Ты сам так решил, государь… – отозвался Морозов, видя, что неприятная минута миновала.

Адашев ничего не сказал и даже отъехал опять назад, смешавшись с рядами свиты, окружающей царя.

– Слыхал, Воротынский? Киньте город… Делай, как приказано: на башне, на стене отбитой укрепляйтеся… Мосты жгите, чтобы казанцы не напали на вас ночью… А мы тута рвы засыпать станем, дорогу изготовим и завтра в город все войдем.