Ричард Блэкмор - Лорна Дун

Тут я вмазал ему не хуже, и сразу же началась настоящая серьезная драка. Мы бились отчаянно, и не совру, если скажу, что наши зрители не были разочарованы. Правда, я почти не слышал восторженных криков публики, поскольку удары сыпались один за другим. Но зато потом Фрэй с восторгом поведал мне, что мои поклонники орали как резаные и поддерживали меня своими криками в течение всего боя.

Но ни я, ни Робин не обращали на зрителей никакого внимания — нам было совсем не до них. Никаких судей во время таких поединков, разумеется, не предполагалось. Помню лишь, что когда в конце раунда я доплелся до своего угла, то чувствовал только боль от ударов в груди и огромное желание рухнуть на землю.

— Время! — раздался возглас старосты, и я прямо-таки повалился на колени моего секунданта и помощника, чтобы хоть немного восстановить дыхание. Джон Фрэй сразу подскочил ко мне и рассмешил ребят своими просьбами достать большой фонарь и обещаниями пожаловаться моей матери на мое участие в сомнительных видах спорта.

— Время! — раздался голос какого-то опрометчивого любителя развлечений. — Считаю до трех, и, если вы не выйдете к центру, вам объявят поражение!

Мне показалось, что я не в состоянии пошевелиться, а этот негодяй уже начал считать:

— Раз… два…

Но прежде чем он произнес «три», я стоял на своем боевом месте нос к носу с противником. Я начинал задыхаться, но, тут же вспомнил, что как раз тот мальчик, на коленях которого мне пришлось только что отдыхать в перерыве, сам учил меня когда-то, что в любом бою начало и конец могут быть совсем разными. Сейчас он уже стал знаменитостью, крупным ученым, но я понял еще в те далекие годы, что умные люди иногда чувствуют тягу к глупцам, чтобы поделиться своим умом и знаниями.

— Приканчивай его, Боб, — заорал один из старшеклассников. — Сломай ему челюсть, сверни голову, он все это заслужил!

Эти слова были тем более обидны для меня, что ведь это именно я угощал конфетами выскочку.

Я был уверен, что прикончить Бобу меня, конечно, не удастся, хотя ноги уже переставали слушаться, и мне казалось, что все мое тело онемело, как будто обмороженное. Но так как ноги все-таки держали, этот раунд я провел с большой осторожностью. Я вспомнил советы своего секунданта, и когда во время перерыва я снова грохнулся к нему на колени, мой верный помощник и наставник начал шептать мне слова, которые согрели душу и распалили сердце и которые я могу сравнить по искренности только со словами возлюбленной. Он сказал мне тогда:

— Прекрасно, Джек, просто великолепно! Не сдавайся, Джек, еще чуть-чуть — и победа твоя!

Во время боя Джон Фрэй пытался выведать у мальчишек, не убьет ли меня противник на самом деле, и как он, Джон, будет тогда объясняться с моей матерью. Правда, когда я уже провел три раунда, Фрэй немного успокоился и во время перерыва, после того, как мой секундант смочил мне лицо мокрой губкой, чтобы утихомирить боль от ссадин и кровоподтеков, Джон снова подскочил и отрывисто проговорил, будто всаживал шпоры в лошадиные бока:

— Чтобы больше никаких драк! Никогда! Иначе я тебя в Экзмор не беру!

Но я уже был спокоен, ко мне вернулась уверенность, в глазах просветлело, и я стал закипать злостью к Робину. Я стиснул кулаки, а в ушах звенело что есть силы, да еще бешено колотилось сердце. Кроме этого я ничего не слышал. Либо Снелл меня действительно сейчас добьет, либо я изувечу его сам. И я снова рванулся в бой, одержимый желанием победить. В этот момент Боб улыбнулся, и эта нахальная улыбка решила исход поединка. Я возненавидел его. Он ударил меня по корпусу, а я, размахнувшись, влепил свой удар прямо ему между глаз. Это его, видимо, тоже разозлило. Но только теперь я уже не боялся своего противника и не собирался, ни жалеть, ни щадить его. Ко мне пришло второе дыхание, сердце успокоилось, и искры из глаз больше не сыпались. Я знал, что скорее умру, чем позволю себе опозорить свои родные места. Дальнейшее я помню плохо, знаю только, что победил, а потом помог ребятам отнести Боба в наш пансион и уложить на кровать.

Между городами Тивертон и Оар пролегает длинный и нелегкий путь, и путешественник должен быть готовым ко многим трудностям в буквальном смысле. Там фактически до сих пор нет нормальной дороги, хотя путешествовать по тем местам сейчас стало намного безопаснее, чем в былые годы, и лошади спотыкаются гораздо реже. Когда я был мальчишкой, шпоры становились совершенно бесполезными из-за непролазных топей, и, как бы вы ни торопили своего скакуна, он едва мог передвигаться. Правда, еще наши отцы старались заботиться о дорогах и, по крайней мере, в самых вязких местах клали вязанки хвороста и волокли туда даже дубовые пни, поэтому в трезвом состоянии путник имел все шансы благополучно проехать, ни разу не провалившись в вязкие топи — если, конечно, он путешествует при свете дня. Я и сам впоследствии стал неплохим проводником через болота Экзмура.