Николай Павлов-Сильванский - Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства

Младшие дружинники, отроки, занимали при княжеском дворе низшие должности ключников, конюхов; им же поручалось управление менее важными и богатыми волостями. Так, в 1176 году князья Ростиславичи, «сидевшие на княженьи в земле Ростовской, роздали по городам посадничество русским детским; они же многу тяготу людям сотвориша продажами и вирами». Старшие же дружинники, бояре, находились в это время около князей, которые были молоды и «слушали бояр». Военная и гражданская служба была для младшей дружины средством возвышения в старшую; отроки становились мужами, болярцы – боярами. Когда бояре волынского князя Владимира Мстиславича в 1170 году отказались идти в поход на его племянника, Великого князя Киевского Мстислава, заявив: «Ты это, князь, сам собой замыслил, так не едем с тобой, мы того не ведали», – то князь Владимир, взглянув на свою младшую дружину, на детских, отвечал: «Так, эти детские будут моими боярами». Может быть, князь и не исполнил своей угрозы, не возвел детских в бояре, но если он грозил этим, то, значит, считал пожалование боярского сана своим княжеским правом.

Дружинники не составляли замкнутого класса; доступ в дружину был открыт как витязям-иностранцам, так и доблестным воинам русским. Когда русский богатырь, сын кожевника, победил печенежского богатыря, то князь Владимир Святой «великим мужем сотвори» его, и отца его (992 г.). Лица других классов, поступая сначала в низший разряд дружинников, достигали затем, за свои заслуги, звания «княжа мужа» или боярина. В среде боярства, даже в Галиции, где боярство отличалось наиболее аристократическим характером, были люди низкого происхождения. Здесь в XIII столетии одним из главных противников князя Даниила был боярин Доброслав Судьич, «попов внук», и два других боярина, Доможирич и Молибожич, были «смердьяго рода».

Высший класс дружинников не был замкнутым, но он пользовался некоторыми привилегиями. Личность боярина – «княжа мужа» строже охранялась законом: за убийство взыскивалась двойная вира, за поранение его (за муку) установлена была двойная «продажа». Боярам принадлежала также привилегия передавать имущество по наследству дочерям при неимении наследников мужского пола; имущество смерда (крестьянина), не имевшего сыновей, не переходило по закону к его дочерям, но отбиралось в пользу князя [10]. Землевладение, право владения селами не составляло привилегии бояр, хотя в Русской Правде и летописи говорится большей частью только о боярских и княжеских селах; но из других указаний памятников видно, что землей владеют также и горожане и сельчане (смерды) [11].

Полное господство дружинного склада высшего класса относится к киевскому периоду нашей истории, от времен Игоря, Святослава и Владимира Святого, через век Ярослава Мудрого (1054) и его сыновей, до времен Владимира Мономаха (1125) и его сына Мстислава Великого. Подвижные вольные дружины бояр и отроков-воинов, не связанных с землей, но сильных нравственной связью с князем и своими соратниками, вполне соответствовали характеру киевских князей-воителей, не имевших прочных связей с тем или другим уделом и часто покидавших один княжеский стол для другого, в пределах одной общей их родовой отчины, Русской земли.

В XII веке складывается новый порядок. Среди князей, забывающих об общей родовой связи, развивается стремление прочно освоить себе, своим детям и внукам свой удел, разделить Русскую землю на отдельные отчины. Типичным представителем князя новой эпохи является сильнейший князь середины XII века Андрей Боголюбский; он смотрит на Ростово-Суздальскую Русь как на свою отдельную собственность и не соглашается менять ее на другой удел; когда его отец Юрий Долгорукий утвердился в Киеве и хотел, чтобы Андрей поместился возле него в Вышгороде, с целью затем занять Киев, Андрей против воли отца ушел на свой излюбленный север; он не променял своей земли на Киев, цель честолюбивых домогательств всех прежних князей, даже тогда, когда его войска взяли этот город, и отдал Киев своему брату Глебу. Еще раньше, в 1139 году, соименник Андрея Боголюбского, дядя его Андрей, сын Владимира Мономаха, определенно выразил этот новый взгляд князей. Когда ему предлагали перейти из Переяславля (южного) в Курск, он сказал, «сдумав с дружиною: леплее ми того смерть на своей отчине и на дедне, нежели Курское княженье; отец мой в Курске не сидел, но в Переяславле, и хочу на своей отчине смерть прияти».