Альфред де Виньи - Гамиани, или Две ночи сладострастия

Сорвав с себя одежду, весь во власти самых низменных инстинктов, с гордо поднятым символом мужской силы, я устремился к прекрасной Фанни. Я видел перед собой нагое прекрасное женское тело и, не помня себя от страсти, заключил его в свои объятия. Прежде, чем Фанни поняла, что подверглась новому нападению, я торжествующе вонзил свой горящий от нетерпения приап в заветную ложбину… Я чувствовал, как подо мной, отвечая каждому моему толчку, извивается гибкое тело моей желанной. Я осыпал ее лицо страстными поцелуями и, впившись губами в пылающий рот девушки, нашел ее язык, колющий и жгучий…

– О, Боже, я умираю… – Фанни на мгновение судорожно сжала меня нежными руками, замерла, но тут же с новыми силами принялась дарить мне свои неистовые ласки.

– Ах, Фанни, – воскликнул я, – постой… теперь ты… о-о-ох! – и я почувствовал, что умираю от блаженства.

Лежа в объятиях Фанни, совершенно обессиленный, я внезапно ощутил, как чьи-то руки вцепились в меня. Графиня, привлеченная нашими бурными вздохами, вонзившись пальцами в мое тело, кусала меня в припадке ревности, стараясь вырвать из объятий своей подруги. Этот яростный натиск пробудил вновь мои угаснувшие было желания. Между двух голых женских тел, пылающих страстной жаждой наслаждения, возбужденных, алчущих, я снова овладел Фанни и, властвуя над покорной девой, продолжал бороться с графиней, решив не уступать ей свою возлюбленную. Я оказался в самом центре сплетения трех тел, мечущихся, сцепившихся одно с другим. Воспользовавшись моментом, когда бедра графини оказались рядом с моей головой, я крепко сжал их и жадно погрузил свой язык в воспаленную, влажную часть ее тела. Фанни в это время в самозабвении любовно ласкала пышную грудь графини. В мгновение ока безумствующая Гамиани была побеждена и усмирена.

– О, какой огонь вы зажгли! – восторженно восклицала ненасытная графиня. – Это безумие… о-о-о… пощадите… я не выдержу… о, какая жгучая сладость… вы сошли с ума… Боже… я задыхаюсь… я умираю…

Обмякшее тело графини, наконец, тяжело откатилось в сторону, и теперь я смог отдать весь свой пыл одной только Фанни. Она в безумном восторге прижалась ко мне всем телом, обвилась вокруг меня и скрестила ноги за моей спиной.

– Любимый… ты мой… весь… совсем… только мой… еще, еще… ну же подожди минутку… остановись… о-о-ох… постой… ох… я не могу больше.

Фанни была просто восхитительна. Я упивался ее ласками, казалось, что мое желание никогда не иссякнет. Но есть предел и у человеческих возможностей. Мы остановились почти одновременно и, обессиленные, широко открытым ртом жадно глотали воздух.

Мало-помалу мы пришли в себя. Все трое, поднявшись, мы с минуту молча смотрели друг на друга. Вдруг графиня, будто устыдившись своей наготы, поспешила завернуться в простыню. Фанни с не меньшей поспешностью последовала ее примеру. Теперь, скрыв свою наготу от моих глаз, Гамиани, по всей вероятности, решила, что должна каким-то образом отреагировать на мое присутствие в ее спальне и что лучшей реакцией на мой столь бесцеремонный визит будет именно возмущение, которое она не замедлила выразить мне.

– Сударь, – заявила она холодно и бесстрастно, как и подобает настоящей светской даме, – ваше вторжение для меня большая неожиданность, причем весьма неприятная. Я склонна расценивать ваш беспрецедентный поступок как крайне бесчестный и даже подлый.

Я попытался собраться с мыслями и найти себе какое-то оправдание.

– Вы должны понимать, – продолжала она, – что женщина никогда не простит тому, кто застал ее врасплох и воспользовался ее слабостью и беззащитностью. То, что вы сделали, ужасно…

Я прервал ее и с видом, выражающим полное мое раскаяние, предпринял попытку защитить себя. Я говорил о своей непреодолимой страсти к прекрасной графине, о том, как безумно я страдал, не надеясь на то, что она когда-нибудь будет принадлежать мне, что своей холодностью и безразличием она довела меня до отчаяния и что именно оно побудило меня прибегнуть к этой маленькой хитрости, а потом уже и к насилию, что совсем не входило в мои планы, но как я, слабый человек, мог устоять перед таким искушением.

– Я виноват, – говорил я, – но вы ведь знаете, прекрасная Гамиани, что такое страсть, она толкает человека на самые безумные поступки. Человек теряет власть над собой, он перестает принадлежать себе. Я тоже стал жертвой своей страсти, которую не сумел обуздать, что лишний раз служит подтверждением ее великой силы. Я понимаю, что вас тревожит мысль о том, что подробности событий этой неповторимой ночи могут выйти за пределы вашей спальни. Даю вам честное слово благородного человека, что я, навсегда сохранив память о том, что увидел и испытал сегодня ночью, буду нем, как могила. Так что забудьте ваши опасения. Вы созданы для наслаждения, графиня, как и вы, Фанни, а поэтому не надо думать ни о чем, кроме наслаждения. Не каждому дано испытать то, что мы все испытали сегодня. Думаю, вы не будете отрицать, что вы все-таки наслаждались. Итак, вперед к наслаждению! Ничего, кроме наслаждения, пока бьется сердце, не угасают желания, пока мы молоды и сильны!