Генри Райдер Хаггард - Дочь Монтесумы

Все это и другие подробности я заметил и запомнил, однако тогда мне казалось, что я не вижу ничего, кроме лица несчастной жертвы. Я ее узнал, хоть и видел всего лишь раз, да и то при лунном свете. Она сильно изменилась: прелестное лицо отекло, приобрело восковой оттенок, и теперь на нем выделялись только темно-красные губы да огромные, сверкающие, словно звезды, измученные глаза. Но лицо было то же самое! Именно эту женщину я видел какие-нибудь восемь месяцев назад, когда она говорила со своим неверным возлюбленным. Только теперь ее высокая фигура была окутана смертным саваном, по которому волной рассыпались черные пряди волос, и в руках она держала спящего младенца, судорожно прижимая его время от времени к груди.

У порога своей могилы Изабелла де Сигуенса остановилась и начала затравленно озираться, словно взывая о помощи. Но тщетно ее отчаянный взгляд впивался в закрытые капюшонами лица безмолвных зрителей. Потом она увидела нишу, кучу дымящейся извести, содрогнулась и, наверное, упала бы, если бы не сопровождавшие ее монахини, – они подхватили несчастную под руки, подвели к креслу и опустили на него, как живой труп.

Ужасный ритуал начался. Монах-доминиканец встал перед осужденной, объявил о ее преступлении и огласил приговор:

– Да будет она, а вместе с нею дитя ее греха оставлены наедине с Господом Богом, дабы он поступил с ними по воле своей! [14] Подобная жестокость может показаться невероятной и беспрецедентной, однако автор видел сам в музее города Мехико разрубленное на части тело молодой женщины, прежде замурованное в стене монастыря. Там же было найдено и тело ее ребенка. Не совсем ясно, что именно вменяли ей в преступление, однако то, что она была казнена, не оставляет ни малейших сомнений. На теле ее до сих пор сохранились следы веревки, которой она была связана при жизни. Таково было милосердие церкви в те дни! – Примеч. авт.

Однако несчастная, по-видимому, не слышала ни приговора, ни последовавших за ним увещеваний. Наконец монах кончил, перекрестился и, повернувшись ко мне, сказал:

– Приблизься к грешнице, брат мой, и поговори с ней, пока еще не поздно!

После этого он приказал присутствующим отойти в дальний конец подземелья, чтобы они не слышали нашего разговора, и все безмолвно повиновались. По-видимому, они приняли меня за монаха, который должен исповедовать осужденную.

С бьющимся сердцем я подошел ближе, наклонился к ней и заговорил над самым ее ухом:

– Слушайте меня, Изабелла де Сигуенса! – Когда я произнес ее имя, она содрогнулась. – Где де Гарсиа, который вас соблазнил и бросил?

– Откуда вы знаете это имя? – спросила она. – Даже пытки не могли у меня его вырвать.

– Я не монах и не знаю ни о каких пытках. Я тот самый человек, который дрался с де Гарсиа в ту ночь, когда вас схватили, и который убил бы его, если бы не вы.

– Я его спасла, и в этом мое утешение.

– Изабелла де Сигуенса, – продолжал я. – Я ваш друг, самый искренний и последний, в чем вы сами сейчас убедитесь. Скажите мне, где этот человек? Между нами есть счеты, которые нужно уладить.

– Если вы мой друг, не мучьте меня больше. Я ничего о нем не знаю. Много месяцев назад он отправился туда, куда вы навряд ли когда-нибудь попадете, в Индию [15] Здесь и далее речь идет о Вест-Индии. – Примеч. пер. . Но и там вам его все равно не найти.

– Как знать! На тот случай, если мы все же встретимся, не захотите ли вы что-нибудь ему передать?

– Нет. Хотя… постойте! Расскажите ему, как мы умерли, его жена и его ребенок, и скажите, что я сделала все, чтобы инквизиция не узнала его настоящего имени, ибо тогда его ожидала бы такая же участь.

– Это все?

– Да… Нет, скажите ему еще, что я умерла, любя его и прощая.

– У меня мало времени, – сказал я. – Очнитесь и слушайте!

Я сказал так потому, что, проговорив эти слова, она словно погрузилась в какой-то полусон.

– Я был помощником Андреса де Фонсеки, советом которого вы пренебрегли себе на погибель. Я дал вашей аббатисе одно снадобье. Когда она поднесет вам чашу воды, выпейте все и дайте испить ребенку. Если вы так сделаете, ваша смерть будет легкой и безболезненной. Вы меня поняли?

– Да, да! – прошептала она, задыхаясь. – Пусть наградит вас за это Господь! Теперь я не боюсь. Я сама давно хотела умереть и страшилась только этой казни.

– Тогда прощайте, несчастная женщина! Бог с вами.

– Прощайте! – ласково ответила она. – Но зачем же меня называть несчастной, если я умру такой легкой смертью вместе с тем, кого я люблю.