Оноре де Бальзак - Озорные рассказы. Все три десятка

Премиленький наш монашек частенько получал затрещины или хватал тумаки, но дьявол поддерживал и укреплял в нём надежду, что рано или поздно настанет и его черёд и выйдет он сам в кардиналы у какой-нибудь кардинальской наложницы. Возгоревшись желанием, стал он смел, словно олень по осени, и даже настолько, что как-то вечером пробрался в красивейший из домов Констанца, на лестнице коего он часто видел офицеров, сенешалов, слуг и пажей, с факелами в руках ожидающих своих господ – герцогов, королей, кардиналов и епископов.

«Ага! – сказал про себя наш монах. – Здешняя прелестница, должно быть, самая прекрасная и есть!»

Вооружённый страж пропустил Филиппа, думая, что юноша состоит в свите баварского электора {16} 16 Электор – в феодальной Германии титул, присваивавшийся владетельным князьям, имевшим право участвовать в выборах императора. и, верно, послан с каким-нибудь поручением от оного герцога, только что покинувшего дом красавицы. Быстрее гончего пса в любовном раже взбежал наш монашек по ступеням, влекомый сладостным запахом духов, до самой той комнаты, где раздевалась хозяйка, болтая со своими служанками. И встал он как вкопанный, трепеща, словно вор, застигнутый стражником. Красавица скинула уже платье. Служанки хлопотали над её разуванием и раздеванием и столь проворно и откровенно обнажили её прекрасный стан, что зачарованный попик успел только громкое «ах!» воскликнуть, и в этом возгласе была сама любовь.

– Что вам нужно, мой мальчик? – спросила дама.

– Душу мою вам предать, – ответствовал тот, пожирая её взором.

– Можете прийти завтра, – промолвила она, желая потешиться над юношей.

На что Филипп, весь зардевшись, отвечал:

– Долгом своим почту!

Хозяйка громко засмеялась. А Филипп, в блаженном смятении, не трогаясь с места, взором ласкал её прелести, зовущие любовь, как то: волосы, ниспадающие вдоль спины, слоновой кости глаже, а сквозь кудри, рассыпавшиеся по плечам, атласом отливала кожа белее снега. На чистом челе красавицы горел рубиновый подвесок, но огненными своими переливами он уступал блеску её чёрных очей, увлажнённых слезами, кои вызваны были неудержимым смехом. Играючи, она даже подкинула востроносую туфельку, всю раззолоченную, словно дароносица, и, от хохота изогнувшись, показала свою босую ножку, величиной с лебяжий клювик. К счастью для юного попика, красавица была в тот вечер весела, а то вылететь бы ему прямо из окна, ибо и знатнейшего епископа могла при случае постичь та же участь.

– У него красивые глаза, – промолвила одна из служанок.

– Откуда он взялся? – вопросила другая.

– Бедное дитя! – воскликнула Империа {17} 17 Империа (Империя) – знаменитая римская куртизанка (1455/1485—1511). В 1993 году в Констанце на берегу Боденского озера была открыта девятиметровая статуя «Империя» (автор Петер Ленк) в память об описанных Бальзаком временах Констанцского собора. Эта статуя стала символом Констанца. В левой руке статуя держит гротескную фигурку папы римского, в правой – изображение императора Сигизмунда. . – Его, наверное, мать ищет. Надобно нам наставить его на путь истинный!

Расторопный наш туренец, нимало не теряясь, с упоением воззрился на ложе, покрытое золотой парчой, где собиралась отдыхать прекрасная блудница. Влажный его взгляд, умудрённый силою любви, разбудил воображение госпожи Империи, и, покорённая красавчиком, она не то шутя, не то всерьёз повторила: «Завтра…» – и отослала его, властно махнув рукою, мановению которой покорился бы сам папа Иоанн {18} 18 Иоанн XXIII (1370–1419) – был избран на папский престол небольшим числом кардиналов на Пизанском соборе 1410 года, тогда как остальные кардиналы признавали «авиньонского» папу Бенедикта XIII. Приехав в Констанц и убедившись в том, что не может рассчитывать на поддержку большинства, ибо известен был своей жестокостью, жадностью и иными злодеяниями, Иоанн решил бежать, но был схвачен и лишён сана. , тем более сейчас, когда был он подобен улитке, лишённой раковины, ибо Констанцский собор только что его обезватиканил.

– Ах, госпожа, вот и ещё один обет целомудрия полинял от любовного жара, – промолвила прислужница.

Смех возобновился, шутки посыпались градом, Филипп ушёл, стукнувшись головой о косяк, и долго не мог опомниться, как встрёпанная ворона, – столь пленительна, подобно сирене, выходящей из вод, была госпожа Империа. И, запомнив зверей, искусно вырезанных на дверных наличниках, Филипп вернулся к своему добродушному пастырю с дьявольским вожделением в сердце и ошеломлённый виденным до самой глубины своего естества. Поднявшись в отведённую ему каморку, он всю ночь напролёт считал и пересчитывал свои гроши, но больше четырёх монет, называемых «ангелами», ничего не обнаружил, и, так как не было у бедняги иного состояния, понадеялся он ублаготворить красавицу, отдав ей всё, чем владел в этом мире.