Начало бедствий. – Болезни. – Голод. – Смерть воеводы Болховского. – Зло прекращается с весною. – Отправление Грозы в Москву за новым пособием. – Новое коварство Мещеряка. – Посольство от Карачи. – Приход каравана. – Гибель Кольца. – Отчаянное положение крепости. – Восстание всех покоренных народов. – Удачное предприятие. – Новые преступные замыслы Мещеряка.
Конечно, одно упование на Господа, одна вера могла поддержать Ермака, чтобы не упасть духом, чтобы общее уныние не коснулось его сердца: столько горестей, зол, бедствий постигло его в продолжение наступившей вскоре по прибытии стрельцов бурной, ненастной зимы. Болезни, голод, негодование, ропот, наконец смерть самого князя Болховского и большей половины его людей совокупились, казалось, вместе, чтобы привести в отчаяние или, по крайней мере, истерзать его боязнью утратить плод своих трудов, обмануть надежду царя и России.
Благотворное влияние весны прекратило сии бедствия, восстановив внутренние силы больных и дав возможность Ермаку получить съестные припасы в изобилии. Но он с ужасом видел слабость свою и невозможность обойтись без сильнейшего вспоможения царя, необходимого не только для дальнейших завоеваний, но и для удержания всего завоеванного. С сей просьбой князь сибирский решился отправить в Москву атамана Грозу, надеясь на его ум, скромность и усердие к общему делу. Он велел его позвать к себе.
– Владимир! – сказал Ермак Тимофеевич. – Я хочу отправить тебя в Москву.
– Воля твоя, князь, – отвечал Гроза, – для меня священна, я на все готов; куда пошлешь, я все выполню, как сумею. Позволь только доложить тебе, что, кажется, теперь не время ослаблять себя ни одним казаком, особенно когда у тебя на руках еще Маметкул.
– Я и его хочу послать с тобою к царю Иоанну Васильевичу. Такой подарок, без сомнения, лучше всех соболей понравится при дворе московском.
– Это правда, Ермак Тимофеевич, но я одного боюсь, что ты вынужденным найдешься отделить для сего еще более провожатых.
– Будь покоен, любезный Владимир, у меня еще останется достаточно силы, чтобы держать в повиновении дикарей. До присылки новой рати я не тронусь из Искера, а пущу друга Мещеряка кататься по Иртышу да собирать ясак и припасы.
– Не нам учить тебя, – сказал Гроза с чувством, – но как отца родного прошу тебя из милости – не очень доверяться атаману Мещеряку…
– Владимир! – прервал его князь сибирский. – Ты знаешь лучше всякого, что я не люблю ни обвинять, ни подозревать кого-либо понапрасну; а если ты можешь показать что ни есть важного на Мещеряка, то для чего не объявляешь на Майдане, я не дам пощады…
– Коли бы сердце могло говорить, – произнес Гроза со слезами, – то оно высказало бы тебе всю тоску и страх, когда вижу тебя с Мещеряком вместе… Вспомни, отец мой, предсказания шамана.
– Ты слишком суеверен и труслив из любви ко мне, – заметил Ермак Тимофеевич с усмешкою. – Пророчество Уркунду не касалось Мещеряка.
– Не в донос хочу сказать тебе, Ермак Тимофеевич, что Иван Иванович готовится остеречь тебя насчет частых переговоров Мещеряка с нашим пленником. Ведаю, что ты не охоч подслушивать, но если б тебе угодно было сего дня вечерком спрятаться в хате Маметкула, то, может быть, открыл бы всю истину.
– Почему же вы это думаете? – спросил Ермак с беспокойством и громче обыкновенного.
– Кажется, атаман Кольцо, давно за ним присматривая, вчера подслушал, как они сговаривались…
Послышавшийся в прилежавшей светлице необыкновенный стук заставил разговаривающих обратиться туда, но они не нашли там никого и положили, что он произошел от упавшей близ дверей фузеи.
Князь сибирский, желая прекратить ненависть, существовавшую между лучшими друзьями своими, решился воспользоваться предложенным способом, хотя весьма для него неприятным, быв уверен в ошибке Грозы и Кольца.
Кольцо осторожно впустил его с Грозою в смежную хату с Маметкуловою, откуда могли они слышать каждое слово, не быв никем примеченными.
Вот поздним вечером точно с большой скрытностью вошел Мещеряк.
– Какие вести? – спросил его таинственно Маметкул.
– Самые добрые, и будь уверен, что князь наш будет уметь возблагодарить тебя, – отвечал Мещеряк.
– Не думаю, однако, чтобы Карачи был так упрям и зол на вас, – сказал Маметкул с видом откровенности. – Насилу мог уломать его и вдолбить ему в башку выгоды в союзе с вами, в дружбе Ермака. Вождь наш, избавясь от такого сильного врага, каков мурза, может растворить все врата в Искер, а Карачи поможет от ногаев.
Читать дальше