Пётр Полевой - Братья-соперники

В тот же вечер спешный гонец поскакал из Преображенского в Переяславль-Залесский и повез царю Петру Алексеевичу строгий приказ царицы Натальи Кирилловны, немедля и без всяких отговорок, прибыть в Москву к 8 июня.

Весь июнь месяц прошел совершенно спокойно. Петр жил почти безвыездно в Преображенском; София никуда не выезжала из Москвы и готовилась к торжественной встрече победителей, которые должны были вернуться в Белокаменную в начале осени. Но в самый трудный день празднества чудотворной иконы Казанской Божьей Матери (8 июля) между Петром и Софией произошло первое столкновение, ясно указывавшее на близость и возможность полного разрыва. Перед самым началом крестного хода, когда все царское семейство собралось в Успенский собор, Петр вдруг потребовал, чтобы София не шествовала в крестном ходе вместе с царями (как это бывало в последние годы): по издавна установившемуся в Москве дворскому обычаю царицы и царевны не могли принимать участие в торжественных выходах и показываться в народе. София резко ответила на требование Петра, взяла в руки икону «О Тебе радуется» и вместе с братом Иоанном Алексеевичем пошла за крестами. Петр разгневался, не захотел участвовать в крестном ходе и тотчас уехал из дворца за город.

Но эта первая вспышка давно тлевшей вражды, возбудившая на другой день тревожные толки на площадке, по-видимому, не имела никаких последствий. Все как будто вошло в прежнюю колею… Толковали только, что Петр в своем кружке громко порицает действия князя Василия как полководца и не соглашается на те щедрые награды, которые назначены Софией ее любимцу и его товарищам-воеводам. Но и об этом вскоре замолчали, так так в одном из приездов Петра в Москву из Преображенского Софии удалось уговорить, упросить брата, чтобы он согласился на обнародование этих наград и подписал грамоту, в которой превозносились подвиги Оберегателя и подручных его воевод. Почти никто не обратил внимания на эти первые шаги Петра; большинство относилось к ним как к капризам ребенка. «Блажит преображенский баловень», «ломается над сестрицей», – говорили на площадке.

Но в воздухе уже носилось что-то недоброе, зловещее… Все обратили внимание на то, что Петр стал наезжать в Москву не иначе как с весьма многочисленною свитою из «потешных»; обратили внимание и на то, что каждый раз, когда Петр должен был прибыть в Москву, в Кремле усиливались караулы, а около Красного крыльца ставили в одном из помещений нижнего дворцового жилья человек пятьдесят стрельцов с ружьем. Один из этих стрельцов проговорился даже, будто бы Федор Леонтьевич сказал им как-то: «Смотрите, братцы, не зевай! Слушай вестового набатца, где часы стоят, и как услышите колоколец – сейчас идите в Верх и кого вам укажут брать – берите, чтобы над государыней какой хитрости не учинилось». Правду ли говорил этот нескромный стрелец или взводил на Шакловитого небывальщину – этого никто не брался решить; но заметили, однако же, что Шакловитый ободрился и поднял голову и что даже возвращение Василия Голицына, по-видимому, не изменило того прочного положения, которое он занял при дворе Софии в последнее время. Но Петр приезжал и уезжал, предосторожности по поводу этих приездов принимались и отменялись – и все же не происходило ничего такого, что бы могло служить предвестием близкой, надвигающейся бури.

27 июля Оберегатель и его близкие товарищи-воеводы, принимавшие участие во втором Крымском походе, поехали в Преображенское благодарить царя Петра Алексеевича за дарованные им царские милости. Но не прошло и трех часов, как блестящий поезд вернулся обратно в Москву. Петр не только не принял князя Василия и его товарищей, но еще выслал к ним боярина – сказать, что он «видеть их не желает». И вот на другой день опять гудела площадка разными недобрыми вестями.

– Поехал орлом, вернулся мокрой курицей! – говорили, пересмеиваясь между собою, площадные завсегдатаи, намекая на вчерашнюю поездку Оберегателя в Преображенское.

– Ну, это, пожалуй что, и не сойдет даром с рук царю Петру Алексеевичу? – добавляли шепотом другие. – Ино бы и простила сестрица, а тут уж где до сердца дошло – не спустить!

– Да что она поделает? Ведь он теперь на возрасте! Что хотит, то и воротит!

– Полно, так ли, Семен Иванович? – таинственно добавляли другие. – Царевнина рука все еще посильнее будет… Ты слышал ли, что сегодня поутру за всенощной было в Новодевичьем?