Александра Щепкина - Бояре Стародубские. На заре (сборник)

Василь, взятый боярином Алексеем, сидел взаперти в чулане, в ожидании возвращения самого боярина со двора главного воеводы. Боярин Алексей уже спешил к своей квартире, и первый вопрос его к рейтару был: не сбежал ли Василь?

– Нет, боярин, куда ему бежать, он, кажись, к нам сбежал от казаков. Пушкарь хотел толкнуть его в казацкое войско, а старая Олена послала его сюда к тебе, боярин! Меня, говорит, только кормите, так я не убегу. Бестолковый такой, – прибавил рейтар, – он готов служить и нашим и вашим!

– Приведи его, – приказал Алексей.

В ожидании Василя он развязал полученный узел, чтоб узнать, правду ли говорил Василь. Он нашел в узле длинные полосы грубого крестьянского полотна и мягкие хлопья расщипанного тряпья; все было увернуто в красный платок, почему-то показавшийся Алексею знакомым и что-то напоминавшим. Тут же была приложена банка с зеленой мазью, с запахом душистых трав, тоже напоминавшим боярину пахучий пар, стоявший в избе Пушкаря в дальнем степном овраге.

«Не обманул, – подумал Алексей о Василе, – да и она не обманула… Видно, вправду пожалела, что нет у меня матери, – припомнил боярин слова Гарпины. – Да, она пожалела его, как жалела «птаху Божию» и как жалеет молодость все молодое, красивое и обреченное на погибель судьбой».

Расспросив Василя обо всем, что можно было выведать о Чигирине, Алексей услышал подтверждение некоторых вестей и услышал кое-что и новое: во-первых, что Гарпина успела повенчаться с Волкушей и что оба жили теперь в поселке недалеко от Чигирина. Во-вторых, что Дорошенко не ладил с ляхами и хоть призывал турок, но больше желал бы отдать казачество в подданство русскому царю. А Ханенко собирался приехать в Переяславль не сегодня, так завтра, с шестью полками казаков, по уговору с их полковниками. С этими хорошими вестями Алексей поспешил тотчас же обратно на квартиру главного воеводы русского войска Ромодановского.

– Посмотрим, правда ли, – сказал воевода, – сколько раз уже Дорошенко обещал покориться и даже клялся… Они теперь как пчелы в разоренном улье, бросаются во все стороны и жалят кого попало. А казачонка своего вели запереть, пока дождемся верных вестей, – приказал воевода.

Алексей обещал запереть и крепко сторожить Василя, очень довольный, что его не отымали у него и что бестолковый мальчишка, непохожий на воинственных казаков, не натерпится от страха при воеводском допросе. Ждать пришлось недолго, на следующий день прибыли гонцы от Ханенко, и шесть полковников правобережных казацких полков прислали просить милости русского царя.

– Справедливые слухи передал ты, боярин Стародубский, – обратился к Алексею воевода Ромодановский, ласково кивая ему и встречая его, проходя мимо других бояр, собравшихся у него на дворе. И молодой Стародубский утешался теперь мыслью, что знакомство его с семьей Пушкаря не кончилось одним неприятным происшествием с обозом, а в душе он примирился со старой Оленой и Гарпиной. «Во всем виноват Волкуша!» – говорил он себе, грозя кому-то саблей.

Еще радостней побежал Алексей ко двору воеводы Ромодановского, когда известили, что Ханенко явился в Переяславль. На радости рейтар отпер чулан Василя и выпустил его в кухню, где он тотчас же уселся у печи, набивая рот хлебом.

На площади в Переяславле перед церковью толпился народ. Собралась рада переяславских казаков, и толпа детей и женщин сбежалась поглядеть на молодцеватых, нарядно одетых казаков, на Ханенко и прибывших с ним шестерых полковников. Казаки в красных жупанах под синими казакинами были обвешаны блестящими саблями и кинжалами. Ханенко сложил на землю перед воеводой свою булаву, и все полки казацкие признали своим гетманом Самойловича. Кто-то дотронулся до плеча Алексея; обернувшись, он увидел Василя, пробиравшегося сквозь толпу полюбоваться на казаков и их лошадей.

– Глянь, болярин, вон туда… – указывал Василь на левый край расположившихся полков. – Вон слева, на гладком вороном коне, се наш Гуляница! То полковник; я его чуть не каждый день видал у Пушкаря в Чигирине.

Алексей взглянул на старую фигуру казака почти с высохшим лицом и блестящими глазами, под которым неспокойно гарцевал его степной конь. Это был высокий старик, казавшийся еще выше от длинной барашковой шапки на голове. Наклонив вперед свою седую голову, он вглядывался в русское войско и в лица бояр и воевод; на исхудалом лице видна была забота. То был тот самый Гуляница, знакомый наш, который плакал в шинке с Пушкарем и утверждал, что изменился народ на Запорожье и пора покориться русскому полуночному царю!