Георг Эберс - Уарда. Любовь принцессы

При чтении этого письма наместник несколько раз менялся в лице. Затем он, пожимая плечами, положил папирус на стол, поднялся со своего места и долго стоял со сложенными за спиной руками, задумчиво глядя на пол и прислонившись к одному из столбов, поддерживавших потолок комнаты.

Чем больше он думал, тем больше омрачалось его лицо.

– Это – пилюля, приправленная медом, вроде тех, что приготовляются для женщин [66] В медицинских папирусах сохранились два вида рецептов пилюль: без меда для мужчин и с медом для женщин. , – пробормотал он чуть слышно.

Затем он направился к столу, еще раз прочел письмо царя и сказал:

– У него можно поучиться искусству отказывать, выражая согласие и при этом подчеркивая свое великодушие. Рамсес знает свою дочь. Она – девушка, и, подобно ее сверстницам, остережется взять в мужья человека вдвое старше ее, который годился бы ей в отцы. Рамсес хочет подчиниться, и я тоже должен подчиняться, но чему же? Суждению и выбору капризной девчонки!

При этих словах он швырнул письмо на стол с такой силой, что оно соскользнуло на пол. Немой раб поднял его и осторожно положил на прежнее место, между тем как Ани бросил в серебряный сосуд шар, который произвел резкий звук. Несколько служащих бросились в комнату, и Ани приказал им привести к нему карлика.

Он негодовал, считая, что царь в своей далекой лагерной палатке воображал, что осчастливил его доказательством своего благоволения.

Карлик Нему был приведен и пал ниц перед наместником. Ани приказал стражникам уйти и, обратившись к карлику, заявил:

– Ты вынудил меня посадить тебя в тюрьму. Встань!

Нему поднялся и сказал:

– Благодарю тебя даже за мое заключение.

Наместник с удивлением посмотрел на него, но карлик продолжал со смирением, но не без лукавства:

– Я опасался за свою жизнь, но ты не только не сократил ее, но продлил – в одиночестве застенков минуты казались мне часами.

– Прибереги свои шуточки для женщин, – прервал его наместник. – Если бы я не знал, что ты имеешь добрые намерения и действуешь в духе госпожи Катути, то отправил бы тебя в каменоломни.

– Мои руки, – улыбаясь, сказал карлик, – могут ломать только игрушечные камешки, но мой язык уподобляется воде, которая может одного земледельца обогатить, а другому затопить его поля.

– Твой язык можно удержать плотиной.

– Что касается моей госпожи и тебя, то этот язык указывает надлежащий путь. Я объяснил горюющим гражданам, кто именно погубил их кровных и от кого они могут ожидать мира и счастья.

– Но ты действовал непозволительно и необдуманно, – опять прервал его наместник. – Вообще же ты кажешься дельным человеком, и я намерен приберечь тебя для будущих времен. Слишком усердные друзья гораздо опаснее явных врагов. Я призову тебя, когда ты мне понадобишься, а до тех пор поменьше болтай. Отправляйся теперь к своей госпоже и передай письмо, присланное ей.

– Да здравствует сын Солнца Ани! – воскликнул карлик, целуя ногу наместника. – Не будет ли письма для моей госпожи Неферт?

– Передай ей мой поклон. Скажи Катути, что после обеда я приду к ней, – сказал наместник. – Царский возница не прислал письма, но я слышал, что он здоров. А теперь убирайся и держи язык за зубами!

Нему удалился, и Ани отправился в прохладный зал, где его ожидал обед, состоявший из множества тщательно приготовленных кушаний. Но аппетит у него пропал, хотя он отведал все, что ему подали, и высказывал домоправителю замечания о каждом блюде. И в то же время он думал о письме царя, о Бент-Анат и о том, следует ли ему рисковать, так как опасался получить от нее отказ.

После обеда он предоставил себя в распоряжение слуги, который тщательно выбрил его, нарумянил, одел, приукрасил и затем подал ему зеркало. Ани рассматривал свое лицо с напряженным вниманием и, садясь на носилки, чтобы отправиться к своей приятельнице Катути, подумал про себя, что его все еще можно назвать красивым мужчиной. «Если я посватаюсь к Бент-Анат, – размышлял он, – что из этого получится?»

Его тянуло к Катути, которая всегда умела найти меткое слово, когда он, перебирая все «за» и «против», колебался и не делал решительного шага.

По ее совету он намеревался получить царевну как новую почетную награду, как средство для увеличения своих доходов и в качестве залога неприкосновенности своей особы. К его сердцу она стояла не ближе и не дальше, чем всякая другая красивая египтянка. Теперь эта гордая и благородная особа возникла перед его внутренним взором, и ему показалось, что эта женщина превосходит его по многим качествам. Ему сделалось досадно, что он послушался совета Катути, и он уже начал желать отказа при сватовстве. Брак с Бент-Анат теперь показался ему слишком тяжелым ярмом. Он находился в состоянии человека, добивающегося важной должности, относительно которой он, однако, знает, что ее требования слишком высоки для него, не по его силам: словно честолюбец, которому предложен сан царя с условием, чтобы он никогда не снимал с головы тяжелую корону. Правда, если бы удалось другое – и при этой мысли глаза Ани заблестели, – если бы судьба поставила его на место Рамсеса, тогда брачный союз с Бент-Анат стал бы для него приемлем – в этом случае для нее он был бы царем, господином и повелителем, и никто не осмелился бы требовать от него отчета о том, в каких отношениях он находится со своей супругой.