Томас Прест: Утро кровавого праздника

Джек повернулся на пятке и прежде чем адмирал смог ему ответить, покинул это место.

– Каков подлец, а? – несколько растерянно сказал адмирал. – Я и не думал, что он поймает меня на слове.

– Но вы же не это имели в виду, дядя? – сказал Чарльз.

– Какое тебе дело, увалень, до того, имел я это в виду или нет, ты, сухопутная швабра? Конечно я ожидал, что все покинут старый корабль, крысы и весь экипаж, а теперь вот и Джек Прингл ушел. Бродяга, разве он не мог остаться на борту и каждый вечер напиваться вдоволь? Разве он не говорил что хотел и не делал что хотел? Мятежный вор! Разве не он подло лгал вам, что я якобы когда-то драпал от французского корабля близ мыса Ушант [3] Мыс на острове на северо-западном побережье Франции (прим. перев.) , и разве я не стерпел этого? И теперь, эта черная неблагодарность…

– Но мой дорогой дядя, вы же сами прогнали его.

– Я не прогонял, ты же знаешь, что я никого не прогонял. Но я вижу в чем дело! Вам… никому из вас, лощеных аристократов не нравится бедолага Джек Прингл! А ведь лучший моряк никогда не ступал на палубу военного корабля!

– Но его пьянство, дядя?

– Это наглая ложь! Я не верю, чтобы он когда-нибудь бывал пьян. Я уверен, что вы все это придумали. Он очень добродушный парень и любить подурачиться, чтобы поднять людям настроение.

– Но его нахальство, дядя. Его грубости по отношению к вам, его выдумки, его преувеличения?

– Стоп там, стоп там, не надо этого, господин Чарли! Джек никогда не стал бы делать ничего подобного. Я хочу сказать, что если бы Джек сейчас появился здесь, я бы подбодрил его и сказал, что он – хороший моряк.

– Тогда давайте пожмем друг дружке плавники, – сказал Джек, заглядывая в комнату, – вы что же думали, что я уйду от вас, старый вы крендель? Что бы стало с вами, хотел бы я знать, если бы я не менял вам пеленки? Вы, проклятый старый ребенок, что вы такое обо мне подумали?

– Джек, ты негодяй!

– Да? Продолжайте и называйте меня негодяем сколько хотите. Помните как пули пробивали наши головы?

– Помню, помню, Джек. Давай пожмем друг другу плавники, старик. Ты не однажды спасал мне жизнь.

– Это ложь.

– Это не ложь. Я говорю, что ты спасал.

– Пропадите вы пропадом!

Это была самая серьезная ссора, которую урегулировали эти два героя античности. На самом деле адмирал не мог обойтись без Джека, как не мог обойтись без еды. А что касается Прингла, то он и помыслить бы не мог об оставлении старого командующего эскадрой кораблей так же как не мог бы помыслить об (что бы здесь сказать?) оставлении рома.

Но старый адмирал так страдал от мысли, что Джек действительно покинул его, что, несмотря на то, что продолжал ругать его как обычно часто, больше никогда не заикался о вычеркивании Джека из корабельных книг. А что касается Джека, то и он не стал злоупотреблять этим, и пил не больше и не меньше обычного и обзывал хозяина «старым кренделем», когда это было возможно.

Венгерский аристократ в опасности. – В него стреляют и он показывает некоторые свои качества.

Венгр был очень обрадован не только новостью, которую получил от мальчика, но и мизерной суммой вознаграждения. Вероятно он даже не предполагал, что будет так легко узнать секрет местопребывания такого человека как Варни.

Он с нетерпением ждал вечера и в течение нескольких часов не выходил из гостиницы. Все это время он ничего не ел и не пил, несмотря на то, что это все входило в стоимость проживания.

Все это вызвало серьезные волнения и разговоры в гостинице. Эти волнения были настолько серьезными, что хозяин гостиницы послал за некоторыми старыми постоянными посетителями его заведения, заядлыми пропойцами, которые сидели здесь каждый вечер, предаваясь крепким спиртным напиткам, курительным трубкам и табаку, чтобы спросить их, что ему делать? (как будто у него была необходимость что-то вообще делать).

Но так или иначе, эти всезнайки, которые собрались по приглашению хозяина и сели в баре, с чем-то крепким перед каждым (на что расщедрился хозяин), не верили, что человек может приехать в гостиницу, согласиться платить четыре гинеи за жилье и при этом ничего не есть и не пить.

Нет, они решительно не могли понять этого! Потому они и не верили в это. Для них было аномальной сама мысль о том, что кто-то может действовать так необычно. Так нельзя было поступать. В нашем свободном и высокообразованном обществе нет более сильного способа обидеть других, чем сделать что-то, чего соседи никогда не вздумали делать сами. Все решили, что венгерский аристократ – существо крайне опасное, и что этого терпеть нельзя.