Вера Желиховская - Завещание

То была только сестра милосердия.

– Сударыня, там люди пришли, принесли гроб и, кажется, полицейские.

– Ах! Я сию минуту!.. Скажите пожалуйста, что я сейчас.

Сестра милосердия вышла.

«Ишь, поди ведь, как она мужа любила! И за что ж он её обижал напоследок?» – невольно укорила она покойного генерала.

А генеральша между тем поспешно поднялась, сложила духовную как попало, вчетверо, в восьмеро, и зажав её в руке торопливо вышла из этой, теперь её пугавшей комнаты.

Она до того растерялась, что забыла даже поискать свой карман… Она только крепко держала свой свёрток, а руку опустила вниз, пряча её между складками широкого пеньюара.

В комнате, только что пустой, ей показалось теперь так много народу, что у неё зарябило в глазах. Сердце её стучало немилосердно и кровь била в виски так громко, что она никак не могла понять о чём её спрашивают?.. Её спрашивали: можно ли переложить тело в гроб, уже стоявший рядом. Молчание принято за согласие… Привычные люди ловко взялись и приподняли осевшее тело.

Ольга Всеславовна стояла у изголовья. Из-за приступивших погребальных служителей она вдруг увидала, к ней шедшую с протянутою рукою, со слезами сочувствия на глазах, княгиню Рядскую, – ту самую сановитую родственницу, которая взяла к себе маленькую Олю…

«Надо ей подать руку, – а в руках этот проклятый свёрток!.. Куда его девать? Как спрятать?»

В глаза ей метнулся блестящий, пепельно-бледный лоб покойника, беспомощно закинутый назад, насторону, в ту минуту, как всё тело висело на руках над своим вечным жилищем…

Спасительная мысль!

Нежно склонилась генеральша к гробу. Нежно поддержала холодную голову покойника… Нежно опустила её на атласную подушку, расправила рюшь, окружавшую это твёрдое изголовье и незаметно оставила под ним скрученный свёрток бумаги…

«Вот так верней! – пролетали в ней мысли. – Ты ведь хотел же сам хранить свою духовную: ну и храни её во веки!.. Чего же лучше?»

И ей стало даже смешно… Она с трудом успела задержать улыбку торжества, превратив её в горькую улыбку печали, в ответ на соболезнования родственницы…

Гроб уж торжественно красовался на столе; его покрывали парчой, цветами… Княгиня-родственница, поклонившись в землю, первая возложила привезённый венок.

– Страдалец! Успокоился! – шептала она, качая головой. – Панихида скоро будет?.. А где же… Где же Ольга Всеславовна?

– Они сейчас! – умилённо зашептала ей в ухо «сестра». – Пошли оправиться… Сейчас начнут собираться на панихиду, – а они в расстройстве… Очень убиваются! Не угодно ли присесть?

– А?.. Что?.. Присесть?.. Благодарю! – свысока процедила княгиня.

И направилась ко вступавшему в дверь благочинному украшенному многими регалиями и сановитою бородою.

Генеральша быстро вошла к себе.

– Рита! Скорее вымыть руки, одеваться. Ах! Извините, пожалуйста, доктор! Меня ведь звали туда, – к мужу… Его уж положили в гроб! – тяжко вздохнула она… – Что это? Да, объявление о кончине? Хорошо! Хорошо!.. Отошлите, пожалуйста, а мне надо скорее одеваться. Там сейчас панихида.

– Доктор! Не здесь ли доктор? – раздались тревожные призывы за дверью.

– Иду! Что такое?

– Пожалуйте скорее, Эдуард Викентьич! – призывал его Яков. – Там барыне, внизу, Анне Юрьевне очень дурно!.. Я вот, цветы заказывал, вернулся, смотрю: а в прихожей барыня без чувств лежат. Только что приехали, спрашивают, а им прямо: «скончался!» говорят… Безо всякого приготовления!.. Ну, они не вынесли: в обмороке!

Яков договаривал всё это на ходу.

– Комедиантка! – в негодовании решила Ольга Всеславовна.

И тут же мысленно прибавила: «Ну, да теперь она хоть на голове ходи, так мне всё равно!»

Всё ли равно было ей или не всё, однако глубокое отчаяние дочери, не успевшей проститься с отцом, не успевшей принять его благословения, после многолетнего гнева, тяготевшего над неповинной головой молодой женщины, так было очевидно искренно, произвело на всех такое сильное впечатление, что и мачеха её взволновалась.

Анна Юрьевна была похожа на отца, насколько может быть похожа молодая, стройная, хорошенькая женщина на пожилого человека со строгими чертами и атлетическим сложением, каким отличался генерал Дрейтгорн. Но несмотря на нежность сложения и кротость взгляда, в чёрных глазах её иногда загоралась искра очень похожая на вспышки в отцовском взоре, и волей своей, сильным характером и непреклонной настойчивостью на том, что ей казалось правым и необходимым, Анна была двойником покойного.