Вера Желиховская - Завещание

«Я бы и рад, да ты сама помешала… Пусти! Пока не распалось это платье , – надо же мне исполнить твоё поручение!»

В эту секунду она проснулась.

Она была вся в холодном поту и судорожно зажимала обеими руками свои простыни. Возле неё никого не было, но она чувствовала ясно ещё чьё-то присутствие и была убеждена, что точно видела сейчас своего мужа.

В ушах её ещё явственно звучал его голос: « Надо же мне исполнить твоё поручение …»

Поручение?.. Какое?..

Она вскочила и торопливо зашаркала босыми ногами по ковру, разыскивая туфли. Её охватило страшное убеждение… Ей надо было удостовериться сейчас, сию минуту!..

«Взять завещание! Взять его оттуда! Сжечь! Уничтожить!..» – мелькало в её уме, пока она лихорадочно вздевала пеньюар, накидывала шаль.

– Рита! Вставай скорее! Скорее!.. Пойдём!

Перепуганная горничная спросонья вскочила, тёрла глаза, ничего не понимая. Холодные как лёд руки барыни теребили её и куда-то тащили.

– Ach lieber Gott… Lieber Gott im Himmel – бормотала она, – что случилось?.. Что вам угодно?

– Молчи! Идём скорее!

И Ольга Всеславовна, со свечей в дрожавших руках, шла и тащила за собою Риту, тоже дрожавшую со страха…

Она отворила дверь спальни и отступила назад…

Все двери были открыты настежь, и прямо перед ней, среди четвёртой, блистал в золоте парчовых покровов и сиянии высоких свечей на траурном катафалке гроб её мужа.

– Что это? – прошептала генеральша. – Зачем отворили все двери?

– Не знаю…. Все они вечером были заперты! – пробормотала в ответ горничная, стуча зубами от бившей её лихорадки.

Ей очень хотелось спросить госпожу, куда, зачем она идёт? Очень хотелось остаться сзади, не идти в ту комнату, но она не посмела.

Они быстро прошли первые комнаты; у дверей последней генеральша поставила подсвечник на ближайший стул и на секунду приостановилась… Их обеих поразил громкий храп чтеца.

– Это дьячок! – успокоительно шепнула генеральша.

Рита едва смогла кивнуть головой.

Однако её успокоил этот здоровый храп живого человека. Не доходя до того места, горничная остановилась, вся дрожа, завернулась в свой шерстяной платок и стала отвернувшись, стараясь только видеть диван со спавшим на нём псаломщиком.

Нахмурив брови, стиснув зубы до боли, Ольга Всеславовна решительно подошла ко гробу и запустила обе руки под цветы в изголовье… Вот рюш… Вот и атлас подушки… и… и дно… где же?! Стучавшее, как молот громко сердце – вдруг ёкнуло и замерло… Завещания тут не было…

«Я, может быть забыла? Может быть оно с другой стороны!» – подумала Ольга Всеславовна и перешла по левую сторону гроба.

Нет… и здесь нет свёртка.

Где же он?.. Кто взял его?!

Вдруг сердце её упало, и сама она схватилась за край гроба, чтобы не упасть с ним рядом. Ей показалось, что из-под окоченелых, крепко сложенных, тяжело осевших рук покойника белеет, сквозь прозрачную кисею покрова, угол бумаги.

«Вздор! Наваждение!.. Быть не может! Мне померещилось!» – вихрем проносилось в её мутившемся сознании.

Озлобленно заставила она себя скрепиться и ещё раз взглянуть…

Да!.. Она не ошиблась. Белый уголок сложенной бумаги явственно выделялся на чёрном мундире генерала.

В эту секунду ветер, откуда-то пронёсшийся по свечам, расшатал их нагоревшее пламя… Тени пошли танцевать по всей комнате, по гробу, по лицу покойника, и в этих быстрых переливах теней и света застывшие черты, казалось, оживились, на губах мелькала печальная усмешка, дрогнули крепко сомкнутые веки…

Раздирающий душу женский крик пронёсся по всему дому.

С отчаянным воплем: «Глаза! Он смотрит !» – генеральша пошатнулась и упала на пол, у мужнина гроба.

Это случилось 23 декабря, в седьмом часу утра.

В тот же день рано утром жена нотариуса Ивана Феодоровича Лобниченко, Евгения Гавриловна, поднявшись с петухами, была чрезвычайно занята. Хлопот у неё был «полон рот», по её собственному определению. Завтра сочельник и день её ангела, – да мало того, что её! А вместе и Женички, её семнадцатилетней дочки, баловницы отца с матерью. Было о чём похлопотать!..

Всё надо было закупить – и на постный день, и на праздник и угощение именинное!.. А в доме!.. Святители! Ведь нотариальную контору надо было превратить в танцевальную залу, а Иван Феодорович ещё и нонешних занятий не уступал!