Джеймс Купер - Последний из могикан

– Объясните, – сказал Дункан.

– Это давняя, печальная история, и я не люблю думать о ней, так как нельзя отрицать, что это было сделано людьми с белой кожей. Но кончилось все тем, что братья подняли томагавки против братьев, а минги и делавары пошли по одному пути.

– Так вы полагаете, что Кора живет среди этого племени?

Разведчик утвердительно кивнул головой, хотя, по-видимому, желал избежать дальнейшего разговора на эту тяжелую тему. Нетерпеливый Дункан стал поспешно предлагать отчаянные планы освобождения сестер. Мунро, стряхнув с себя апатию, выслушивал безумные идеи молодого человека с почтением, не подобающим его седым волосам и преклонному возрасту. Разведчик дал излиться горячности влюбленного и потом нашел способ убедить его в том, что торопиться в деле, требующем полнейшего хладнокровия и величайшего мужества, было бы полным безумием.

– Хорошо было бы, – прибавил он, – если б этот человек вернулся в лагерь индейцев и сообщил девушкам о нашем приближении. Когда понадобится, мы вызовем его сигналом на совещание… Вы сумеете отличить карканье ворона от свиста козодоя, друг мой?

– Это приятная птица, – ответил Давид. – У нее нежные, печальные ноты, но поет она слишком отрывисто и не в такт.

– Ну, если вам нравится ее свист, то пусть он будет вам сигналом. Помните же: когда вы услышите три раза подряд свист козодоя, вы должны прийти в кусты, где, можно предполагать, находится эта птица…

– Погодите, – перебил его Хейворд, – я пойду с ним.

– Вы? – удивленно воскликнул Соколиный Глаз. – Разве вам надоело видеть, как садится солнце и как оно встает?

– Давид – живое доказательство того, что гуроны могут быть милостивы.

– Да, но Давид может пускать в дело свою глотку так, как этого не сделает ни один человек в своем уме.

– Я также могу разыграть сумасшедшего, дурачка, героя, вообще кого и что угодно, лишь бы освободить ту, которую люблю. Не возражайте, все равно я сделаю так, как решил!

Соколиный Глаз смотрел некоторое время на молодого человека в безмолвном удивлении. Но Дункан, до сих пор почти слепо повиновавшийся разведчику из уважения к его искусству и оказанным им услугам, теперь имел вид начальника, противиться которому было нелегко. Он махнул рукой в знак того, что не желает выслушивать дальнейшие возражения, и затем продолжал более спокойным тоном:

– Я могу переодеться, измените мой вид – разрисуйте меня, если желаете, – одним словом, превратите меня в кого угодно, хотя бы даже в шута!

– Когда вы посылаете отряды на войну, я полагаю, что вы по крайней мере считаете нужным установить условные знаки и места для стоянок, чтобы те, кто сражается на вашей стороне, – пробормотал разведчик, – знали, где и когда они могут встретить друга…

– Выслушайте меня, – прервал его Дункан. – От этого верного спутника вы узнали, что индейцы принадлежат к двум племенам, если не к двум различным народам. У одного из этих племен – у того, что вы считаете ветвью делаваров, – находится девушка, которую вы называете темноволосой. Другая, младшая, безусловно, у наших явных врагов – гуронов. Мой долг – ее освободить. Поэтому, пока вы будете вести переговоры об освобождении одной из сестер, я сделаю все, чтобы спасти другую, или умру!

Огонь мужества блистал в глазах молодого воина. Вся его фигура имела внушительный вид. Соколиный Глаз, слишком хорошо знавший хитрости индейцев, предвидел все опасности, угрожавшие молодому человеку, но не знал, как бороться с этим внезапным решением.

Может быть, ему и понравилась смелость юноши. Как бы то ни было, вместо того чтобы возражать против намерения Дункана, он внезапно решил помочь осуществлению его плана.

– Ну, – проговорил он с добродушной улыбкой, – если олень хочет идти к воде, его надо направлять, а не плестись у него в хвосте. У Чингачгука хватит красок всяких цветов. Присядьте на бревно, и – клянусь жизнью – он скоро сделает из вас настоящего шута, так что угодит вам.

Дункан согласился, и могиканин, все время внимательно прислушивавшийся к их разговору, охотно взялся за дело. Опытный в хитроумном искусстве своего племени, он быстро и ловко расписал юношу узорами, которые на языке индейцев означают дружбу и веселье. Он тщательно избегал всяких линий, которые могли быть приняты за тайную склонность к войне; индеец старательно нарисовал все признаки, которые выражали дружбу. Затем Дункан оделся подходящим образом, так что действительно с его знанием французского языка можно было принять его за фокусника из Тикондероги, бродящего среди союзных, дружественных племен.