Александр Дюма - Полина; Подвенечное платье

Цецилия, изумленная этой беспредельностью, остановилась на минуту: мысли о смерти, о Боге, о бесконечности посетили ее, и две крупные слезы скатились по ее щекам.

Потом у своих ног она увидела маленькую тропинку, по которой в ту ночь спускалась баронесса, держа девочку в своих объятиях.

Госпожа д’Амброн не успела еще указать на эту тропинку, как девушка уже начала спускаться по ней.

Генрих шел за Цецилией, каждую секунду готовый поддержать ее. Тропинка была так узка, что двоим идти рядом не представлялось возможным.

Наконец они достигли скалы: здесь беглецы ожидали шлюпку. Цецилия вспоминала все это, как во сне. Особенно ее тогда поразил шум волн, разбивавшихся о скалы, который она тогда приняла за могучее дыхание океана.

Девушка замерла на несколько минут, погруженная в созерцание, но потом, как бы не чувствуя в себе твердости при виде такого зрелища, она облокотилась на руку Генриха и прошептала:

– О! Как это прекрасно, как это великолепно!

Генрих молча держал в руках шляпу и стоял с непокрытой головой, испытывая необычайное благоговение.

Так простояли они целый час, не говоря друг другу ни слова. Некогда, пораженные такой же красотой, Павел и Виргиния [22]обменялись клятвами в вечной любви.

Д’Амброн решилась наконец напомнить молодым людям, что пришло время возвращаться в гостиницу: Генрих и Цецилия могли провести здесь целый день и не заметить, что он прошел.

Они пошли по маленькой тропинке, останавливаясь на каждом шагу и прощаясь с этой дивной природой, подняли с земли несколько морских раковин, которым море придает столько блеска, что они кажутся драгоценными, но стоит им попасть на берег, как через два часа их радужные краски поблекнут, и они превращаются в простую известку.

По возвращении в гостиницу молодые люди застали маркизу за серьезным разговором с адвокатом. Она послала за ним, чтобы посоветоваться о том, как ей вернуть свое имение, конфискованное конвентом.

Адвокат рассказал о новом порядке правления, о котором маркиза и понятия не имела. Он объявил ей, что консульство переходит в монархию и что не пройдет и трех месяцев, как Бонапарт станет императором. Так как трону нужна поддержка, то все благородные фамилии, которые присягнут на верность новой династии, будут ею приняты со всей благосклонностью.

Что же касается конфискованных имений, то хлопоты об их возврате надо прекратить. Государство, как бы в компенсацию, давало деньги, пенсии, места и майоратства тем, кто соглашался на эту замену.

Разговор с адвокатом заставил маркизу серьезно призадуматься. Цецилия же не понимала, какое влияние политика могла оказать на ее судьбу.

Больше всего маркизу изумило то, с каким спокойствием Франция покорилась корсиканцу, артиллеристу, который выиграл несколько сражений и произвел восемнадцатое брюмера, и больше ничего.

Она очень долго говорила об этом с Генрихом. Тот в глубине души был предан старой династии Бурбонов, которой осталось верным все его семейство. Человек, стоявший во главе Франции, вдохнувший в нее силу и могущество, заставил многих позабыть о незаконности своего правления. В глазах Генриха Бонапарт был похитителем, но по крайней мере с великими дарованиями.

Весь день прошел за этим разговором. Маркиза, чтобы продлить посещение Генриха, пригласила его отобедать вместе с нею и внучкой.

Вечером Цецилия опять изъявила желание посмотреть на море. Она попросила бабушку пройтись с ней до пристани, но маркиза стала жаловаться, что это слишком далеко, что такая прогулка ее совершенно измучает, потому что она совсем отвыкла ходить. Девушка подвела госпожу ла Рош-Берто к окну, показала находившуюся поблизости пристань и так принялась ее упрашивать, что та, наконец, согласилась.

Генрих подал руку маркизе, а Цецилия с Аспазией пошли вперед. При каждом своем шаге госпожа ла Рош-Берто жаловалась на неровность мостовой, у пристани – на неприятный запах от кораблей, у моря – на ветер.

Но вот все возвратились в гостиницу. Маркиза устала и хотела тотчас уйти в свою комнату. Молодым людям пришлось расстаться, однако завтра в шесть часов утра они должны были вновь увидеться – в это время отходил дилижанс.

На другой день жалобы маркизы возобновились: как можно было в шесть часов утра отправляться в Париж? Она была в отчаянии, что едет не почтовой каретой. Тогда маркиза могла бы выехать когда ей угодно, хоть в двенадцать часов, выпив свою неизменную чашку шоколада.