Жорж Санд - Исповедь молодой девушки (сборник)

– Что вы такое говорите? Это серьезно?

– Так же серьезно, как серьезно мое уважение, доверие, дружеское участие к Женни. Я адвокат, но прежде всего прямодушный человек, а тот, кто в скором времени заменит меня, будет прежде всего адвокатом. Поймите меня правильно, я вовсе не считаю себя единственным порядочным человеком среди моих собратьев по ремеслу. Слава богу, нас, честных адвокатов, совсем не мало, но когда клиент хочет прибегнуть к букве закона, сулящей ему выгоду, не прислушиваясь к голосу совести или к подсказке добрых чувств, он не станет обращаться к услугам того, для кого и совесть и добрые чувства что-то значат. Он начнет искать – и без труда найдет – ловкого крючкотвора, который готов пренебречь любым нравственным законом. Итак, в ближайшем будущем в Тулоне появится, если уже не появился, очень опасный противник, какой-нибудь продувной французский стряпчий, за спиной которого скорее всего стоит адвокат, съевший собаку на скандальных процессах. Эти люди, которых отнюдь не просили найти путь к примирению с вами, взорвут бомбу, не предупредив вас, не повидав, не попытавшись понять вас и оценить. Им и в голову не придет, что вы можете искренне заблуждаться. Они потребуют в самом что ни есть судейском стиле, чтобы у вас отняли мошеннически присвоенные права: на свете нет ничего безжалостнее законов о гражданских правах и наследстве, и кто вступает в борьбу на этой арене, тот не щадит противника. Не думаю, что возможные попытки опозорить вас достигнут цели, что вы будете признаны виновной в преступном замысле и подвергнуты наказанию. Вся тяжесть судебного преследования обрушится на Женни, и вот она-то, несомненно, будет обвинена в сговоре со своим мужем, сговоре, имеющем цель выдать за наследницу де Валанжи дочь цыганки, быть может, ее собственную дочь. Я заранее могу рассказать вам все эпизоды и перипетии этой судебной драмы. Первым делом Женни начнет собирать всяческие доказательства; тем же займется и Фрюманс, а значит, не на шутку скомпрометирует себя. Я предвижу, что он тоже будет привлечен к делу, и адвокат противной стороны постарается доказать его соучастие, лицеприятно подобрав факты, бросающие на него тень. Но предположим, что случилось нечто маловероятное в нынешних обстоятельствах: Женни и Фрюманс соберут важные свидетельства и неопровержимые показания. Уверены ли вы, что одержите победу только потому, что ваше дело каким-то чудом из сомнительного вдруг стало несомненным? Все неопытные и простодушные люди вроде вас с Женни тешат себя радужной иллюзией, что правое дело нельзя проиграть, но все законники и опытные сутяги скажут вам, что правого суда не бывает. Только тот адвокат наделен здравым смыслом и заслуживает доверия, который твердит своим клиентам: «Главное, старайтесь не доводить дело до суда!» При самом выигрышном деле, при самых проницательных и беспристрастных судьях, самом красноречивом и умелом защитнике, самых несомненных и неопровержимых свидетельствах в вашу пользу, при самом достойном и здравом поведении, короче говоря – при самых благоприятных обстоятельствах вы все равно можете проиграть тяжбу из-за ловко использованного против вас параграфа, из-за какой-то процедурной уловки, из-за непредвиденной случайности, из-за мухи, отвлекшей судей, из-за чего-то невесомого и неосязаемого, что оказалось на весах Фемиды, к великому смущению самых опытных законоведов. Не считаете же вы, что невинных осуждают только по злому умыслу? Уверяю вас, в наши дни такие случаи очень редки, и судья, сознательно выносящий несправедливый приговор, – явление исключительное. Поймите, я оптимист, когда утверждаю, что добро и зло в нашем мире уравновешены. Ни во что абсолютное на земле я не верю и к тому же проиграл слишком много правых дел, чтобы обвинять род человеческий в том, будто он ведает, что творит. Нет, нет, Люсьена, не ведает, поэтому вручать свою судьбу нескольким людям, пусть даже лучшим из лучших, не более разумно, чем выходить в бурное море на корабле без руля и ветрил. Приведите мне хоть одно нашумевшее дело, которое до конца удовлетворило бы совесть и разум всех, кто принимал в нем участие. Я присутствовал при многих разговорах об этих нашумевших делах, и всякий раз заключение было одно: «Полностью истина все же так и осталась нераскрытой». Величайшие преступники, о которых повествуется в преданиях и истории судопроизводства, всегда находят защитников, а самые неопровержимые оправдания всегда оставляют крупицу сомнения. Сколько старых и молодых адвокатов сжимают кулаки при мысли о том, что и тюрьмы и каторга полны несчастными, которых эти адвокаты защищали, которых они с чистым сердцем стали бы защищать и ныне! И для меня, как и для всех, в любом процессе всегда есть нечто скрытое, непроницаемое для людского взгляда – оно-то и дает повод к бесконечным спорам и современников, и потомков.