– Гей ты, гетмане, гетмане! Много ты, добрый рыцарь, поработал для бога, а самой большой работы не исполнил; много ты невольников выручил из турской обиды, а самый дорогой и лучший невольник еще в темнице… Как вызволишь ты его – так все тебе грехи простятся: и к папежу в Рим не надо ехать за отпущением.
Потоцкий чует, что сон неспроста, что говорит с ним ангел божий, и отвечает:
– Аньелку! А где же тот невольник? Лишь бы знать, а сабли не жалко…
– Ступай, – говорит ангел, – до брэндовского паши…
– Эге! – возражает Потоцкий. – Я вижу, ты, аньелку, не знаешь, что тот паша обещал за мою голову двадцать тысяч червонцев? Не знаешь, видно, и того, что со мной дружина малая, а в Браилове сто тысяч турков, кроме янычаров? А видал ли ты, какие в Браилове муры да валы и на них пушки да гарматы?.. Я свой лоб не в поле нашел, чтобы подставлять его на верную смерть…
– Волка бояться – в лес не ходить! – говорит ангел. – А что я тебе говорил, то верно. Сделай, как советую: хорошо твоей душе будет.
Проснулся Потоцкий – задумался. И охота ему господу богу угодить, и знает он, что не такая Браилов крепость, чтобы ее осилить… Да и турки за мурами храбры, чертовы дети, не хуже нашего брата!..
Думает гетман, крепко думает. Видит это верный его гермек Длугош и спрашивает:
– Для чего ты, васьпан, ходишь такой замысленный?
– Молчи, Длугош! – не с твоим разумом разобрать мое замысленье.
– Вот оно что, мосьпане! – говорит Длугош. – Не так ты поговаривал, когда крымский хан держал тебя, малолетка, атаманом в Бахчисарае, как птицу в золотой клетке, а я глупым своим разумом промышлял, как тебя вызволить из неволи… Нех бендзе так! Был Длугош в умных, зачем ему не бывать в дурнях…
Стыдно стало Потоцкому, поделился он с Длугошем своей думой, а Длугош сейчас и придумал:
– Или, вашмосць, мало у нас червонцев? Где сила не возьмет, там золото одолеет. Скидай лыцарский доспех, надевай жидовский кафтан… идем в Браилов торговать райю!
Долго ли, коротко ли, пришли богатыри в Браилов. Водит их паша по тюрьмам и застенкам, за мужчину берет по алтыну, а за марушку – полушку, и такая уйма полоненного народа была в том Браилове, что, хоть и не велика цена, а у Потоцкого уже и денег не стало хватать… А тем часом ангел опять явился ему в ночи.
– Ну, – спрашивает Потоцкий, – вот сделал я по-твоему! Доволен?
– Ничего ты не сделал, – говорит ангел.
– Отто добре! Да где же он кроется, твой христианский невольник? В городе теперь все тюрьмы настежь, потому что сидеть в них никому… я всех колодников выкупил…
– А заглядывал ты в подвал под домом паши?
– Нет, не заглядывал… да кому там быть? подвал сто лет как замурован…
– Хороший ты, пане ксенже, воин и христианин добрый, а много лишнего разговаривать любишь. Ты своим человеческим разумом не рассуждай, а слушайся, и если велю тебе заглянуть в подвал, то и загляни…
Пошел на другой день Потоцкий к паше просить отомкнуть подвал. Выслушал его паша, бороду гладит:
– Отомкнуть можно. Отчего не отомкнуть? За деньги, все можно. Только что ты там, жид, искать будешь?
– Что найду, то и куплю, эффенди! Не бойся: за ценою не постою.
Засмеялся паша:
– Видал я дураков, а таких, как ты. жид, не видывал! Золота ты истратил много, полон набрал великий, все тебе мало! Ты, должно быть, того и не знаешь, что не провести тебе своего полона и на сто верст, а будешь ты уже и голый, и нищий, и благодари еще своего бога, ежели сам не попадешь в кайданы. Ты слыхал ли, что бродит по Дунаю такой пройдисвет и урван Потоцкий?.. Охоч он грабить и вешать вашего брата…
– Эге! А ты, эффенди, видно, и не знаешь, что вот уже месяц, как Потоцкий кормит своим вельможным телом морскую рыбу? Смел больно стал. Мало было ему раз бивать местечки до городки по Дунаю: поплыл разорять Анатолийский берег. Да не повезло ему: встретил на море великую силу. Три дня бил его дружиною из пушек требизондский паша, разметал по синему морю легкие чайки, а княжескую ладью перешиб ядром пополам, и всем, кто, на горе свое, сидел в ней, и памяти не осталось.
Обрадовался паша. Невдомек ему, что лыцари его дурачат. Поверил, хоть и подивился, что не пригнали к нему с такой важной вестью гонцов из Стамбула. Ну, да уж жиды такой народ, что всякую новость знают за сутки прежде, чем случиться самому делу. Мовша расскажет Ицке, Ицка Срулю – глядь, гонец-то пока еще едет да доедет, а жидовская молва обогнала его на тысячу верст.
– Спасибо, жиды! Утешили вы меня. Нет вам ни в чем отказа. Я пойду с муллами благодарить аллаха за смерть Потоцкого: так ему и надо было потонуть, собаке! А вы откройте подвал и ройтесь в нем по всей своей доброй юле.
Читать дальше