Камиль Лемонье - Самец

Они брались за руки и углублялись в тенистую просеку, тесно прижавшись друг к дружке. Любовь опьяняла их, как дурман, и они смолкали, внимая биенью жизни в глубине своего существа.

В те дни, когда Жермена не встречала его в лесу, она поджидала его у Куньоль. Он вскоре приходил, и они оставались вместе, сколько им хотелось, в уединенности лачужки, не боясь посторонних взоров.

Куньоль придумывала разные штуки, чтобы предупреждать их о своем возвращении, она покашливала, ворчала, шаркала своими сабо, стучала в дверь, привыкши к подобным делам, и эта ее услужливость возрастала по мере того, как они более нуждались в ней.

Эта Куньоль была очень странным созданием. Те, которые заявляли, что Рюпэн, ее муж, не имел ясного представления о семейном счастье, были правы; по поводу этого даже сложилась целая история. Когда внезапно Рюпэн умер, припомнились некоторые речи старухи. Она часто жаловалась, что ей дорого стоило пропитание мужа. У него были разные недуги, препятствовавшие ему работать. Целые недели он только и делал, что праздно валялся дома. Но эти толки смолкли перед шумным горем, которое она выказала. Она провела два дня возле трупа, не притрагиваясь к пище, испуская пронзительные вопли и неуклюже размахивая руками.

У порога произошла потрясающая сцена, когда, стоя с вытянутыми вверх руками, она увидела, как выносили четыре сколоченные для покойника доски: она бросилась всем телом на гроб, желая снова увидеть мужа и угрожала кулаками несшим гроб.

Но мало-помалу, по мере того, как вырастала трава над могилою усопшего, следы скорби Куньоль изглаживались, и история была похоронена, только Куньоль стала лучше питаться.

Раньше она занималась одним ремеслом: она ходила за коровами, которые должны были отелиться, помогая им при родах. И, начав с коров, перешла к людям. У нее образовался опыт в родовспомогательном искусстве.

Сельчане приглашали ее иногда, но она была на виду у сельской стражи и потому помогала только тайком и то лишь тем роженицам, которые жили подальше.

И потом намекали еще кое на что. Одна двадцатилетняя девушка, жившая в деревне, отстоявшей от того места в трех милях, была заподозрена в беременности, и вдруг, без резкого перехода, снова приняла свой обычный вид, правда, ненадолго, так как умерла через пять дней.

Обвиняли Куньоль в причастности к этому делу, но никаких улик не было, – девушка унесла с собой свою тайну, и людская молва успокоилась, как успокоилась и потерпевшая.

Однако, было известно, что Куньоль не безупречна; к этому подозрительному занятию повитухи она присоединяла еще и другое: устраивала свадьбы или просто занималась сводничеством.

Кроме того, у нее имелся козел, к которому приводили коз из окрестностей, и это животное царство наполняло дом смрадом непрерывного оплодотворения. Она занималась, таким образом, некоторого рода торговлей предметами природы, живя от похоти животных и людей.

В один прекрасный день козел был продан; она перестала беспокоить себя родовспоможением и довольствовалась беготней с фермы на ферму с корзинкой в руках, пробавляясь целую неделю пищей, которую она набирала за день.

Сельчане слегка подсмеивались над ней по поводу ее прежних занятий, но она отделывалась от них шуткой и шла своей дорогой, заботясь лишь о том, чтобы нагрузить свою корзинку.

Подавать ей милостыню вошло в обычай. Она ходила, согнувшись, опираясь на палку, волоча ноги, всегда очень чисто одетая, забавно подмаргивала глазом. Наверное не было известно, была ли она действительно бедна, но подавали.

Когда же она вступала в лес и никто за ней не наблюдал, выпрямлялась, ускоряла шаги и сразу становилась здоровой.

Соглашение между нею и Жерменой произошло как-то само собой.

Жермена встретилась с Ищи-Свищи возле дверей старухи.

Шел дождь, и Жермена промокла.

Старушка затопила для нее печку, болтая по своему обыкновению и расспрашивая о нем. И вот, подняв голову, она внезапно заметила под окном чью-то высокую фигуру.

– Входи, сын мой!

Она сунула вязанку хвороста в очаг и, минуту спустя, ничего не говоря, захлопнула за собою дверь.

Через два часа она вернулась и постучала. Высохла ли, наконец, милая девушка? К счастью, вместо того, чтобы блуждать напрасно по лесу, у них была под руками старая кума, которую можно было прогнать за двери, сказав:

– Поди-ка, старая дура Куньоль, походи, пока мы с ним будем любезничать.

Он отворил дверь, поискал ее и нигде не нашел: сна ушла в кустарники. Но когда они уходили, она выступила вдруг из-за деревьев, посылая им благословения и прося небольшого вознаграждения. Так было в первый раз.