Камиль Лемонье - Самец

Компания пришла к помещению «Солнца».

Надо бы протолкаться сквозь вереницу людей, которые выходили оттуда. Молодые люди пошли вперед, расчищая путь локтями, а девушки, притиснутые одна к другой, старались изо всех сил протолкаться. Через открытые окна солнце кидало широкие косые лучи, разливавшие розовое сияние, в котором носились мириады пылинок. Этот свет ослепил их глаза, и они ничего не могли видеть сначала. Они стояли, заслонив рукою яркое сияние, стараясь осмотреться. Потом их глаза привыкли к свету, и среди танцующих пар они увидали знакомых. Музыканты сняли пиджаки. Один из кларнетистов, изнемогая от жары, раздувал щеки и дул изо всей силы в свой инструмент, закрывая глаза и раскачивая головой. Корнет-а-пистон продолжал отбивать такт короткими кивками головы. Барабанщик, который был самым выносливым, невозмутимо постукивал своими палочками и только хмурил брови. И с подмостков, около которых больше всего теснились, лилась резкая и визгливая музыка, и надо всем царил глухой гул барабана, подобно грохоту бури.

Пары кружились. Всякий раз, как они попадали в полосу света, солнце озаряло золотым сиянием их лица, костюмы и платья, которые опять темнели в полумгле светотени. Неподвижные улыбки, казалось, застыли на чопорных девичьих лицах. Парни с серьезным видом, казалось, были проникнуты важностью своей обязанности. Из них некоторые, навеселе, уцепившись за своих дам и обхватывая их вокруг стана, оспаривали друг у друга славу, подскакивая как можно выше и со всего размаха пристукивая по полу ногами. Они беспощадно расталкивали все на своем пути. Небрежно, с сигарой в губах, они проходили по залу, позволяя себе разные выходки и лягаясь, как молодые невзнузданные жеребцы. Порой какой-нибудь рассердившийся танцор осаживал их толчком плеча.

От одежд поднимались испарения и образовывали над танцующими облака кисловатого пара, возраставшего от табачного дыма. Струйки пота стекали по лицам.

Жермена почувствовала обхватывавшую ее за талию руку. Она быстро повернулась и увидела чиновника, который ей улыбался. Они, не произнеся ни слова, закружились в танце и были подхвачены потоком плясавших пар. Это как бы заразило и других. Зою обвил за талию один из мельников, Селину – другой, к дочкам Изара подошли кавалеры, и вся компания пустилась в пляс. Чиновник был высокого роста худощавый юноша, истощенный кутежами. В то время как оба остальные брата пробирались сквозь кучу танцующих, помогая себе локтями и широкими спинами, он плыл по воле людской волны и не противился толчкам толпы, – и оба принуждены были топтаться на месте лицом друг против друга.

Конец танца вышел печальным. Чиновник, дыша часто и с трудом, признался, что не в силах продолжать и отвел Жермену на ее место. Она пожала плечами с инстинктивным презрением к слабым.

В это мгновение по залу прошло движение. Местное музыкальное общество с дирижером во главе вступило в залу. Оркестр грянул вальс. Толпа отхлынула сразу, словно под натиском прилива, и Жермена оказалась отделенной от чиновника.

Красные потные лица, перекошенные широкими улыбками, окружали ее. И вдруг она подняла брови, охваченная внезапной дрожью.

Ищи-Свищи стоял в двух шагах от нее. Одним взглядом она увидела его всего сразу выделяющимся среди всей этой суматохи своим ростом и мгновенно противопоставила его всем остальным. Он был гораздо сильнее всех в зале, – это сразу бросалось в глаза, – выше всех. И лучше сложен. Ему стоило лишь пустить в ход локти, чтобы рассеять толпу. Он подошел к ней с сияющим лицом, взял за руку.

– Жермена!

Она взглянула на него. Он ударил кулаком, по своему сердцу, и глаза его блеснули влагой.

– Я совсем не жил с самого утра, – произнес он. – А теперь я вновь живу, потому что ты здесь.

Она была тронута этим криком страсти. На нем была та самая знаменитая куртка, о которой он ей рассказывал. Она была из коричневого бархата, вся в складках. Из той же материи были жилетка и брюки. От белого, как снег, воротничка рубашки спадал повязанный узлом зеленый галстук. Из-под материи выступала его квадратная фигура во всей своей силе; богатырская грудь выдавалась вперед. И как у всех людей физического труда, костюм его сидел непринужденно. Жермена увидела, что другие по сравнению с ним словно были обужены в своих костюмах, и бессознательно глядела перед собой на согнутые спины, впалые животы, на сидевшие мешком одежды на узких, перекошенных плечах. Мягкая фетровая шляпа на его голове сидела набекрень, прикрывая его черные волосы и придавала ему отважный вид. Все множество танцевавших, скученных людей не в силах продвинуться, скакало на одном месте. Видно было одно лишь море волновавшихся плечей и голов. В зале стоял невообразимый шум стучавших ног, от которого дрожал пол.