Николай Брусилов - Легковерие и хитрость

Слезы лились по лицу Эдмона, когда он говорил это; Эраст, рыдая, бросился в его объятия:

– Эдмон! Эдмон! Прости моему легковерию! Друг мой, прости меня! Но что мне делать? Сердце мое слабо, следы жены…

– Обыкновенная пружина, которою они владеют мужьями своими! – сказал Эдмон. – Но я не хочу тебя более раздражать. Мой друг, прости ее слабости.

– Простить? – вскричал Эраст. – Простить тогда, когда она, будучи преступницею, хотела разлучить нас? Никогда!

– Но что же ты хочешь делать?

– Удалить ее, – отвечал Эраст, – и если не мог найти счастия в любви, то найду его в пустыне мрачных лесов!

Эдмон с намерением взял сторону Эмилии, чтобы самым себе противоречием скорее согласить Эраста к разводу и притворным великодушием более убедить его в свою пользу.

– Нет, мой друг, – сказал он,-ступай к Эмилии и прости ее слабости…

– Ехать к ней? – сказал Эраст, – еще раз видеть преступную жену? Нет! Я решился и не переменю своего намерения! Не хочу видеть ее, хочу даже, чтобы она не знала места, где я в горести буду влачить остаток дней моих!

Эдмон сам не верил успеху своей хитрости. Он желал развода, но опасался, что Эмилия добродетельною жизнью своею обратит опять к себе сердце Эраста. Ему нужно было истребить любовь в сердце Эмилии. Для сего хотел он, чтобы Эраст не уезжал из столицы, но явился снова в свете, не сомневаясь нимало, что интриги его и пылкое сердце Эраста поселят в нем страсть к другой женщине; чрез это он думал ожесточить Эмилию, сделать надежнее разрыв сего союза и после овладеть, ее сердцем, ибо, несмотря на злобу и мщение, он все еще любил Эмилию. Эдмон все силы употребил для достижения своего намерения; но что может коварство против невинности и добродетели?

Однако ж боясь, чтобы в первые дни разрыва Эмилия не нашла случая обличить его коварства, Эдмон будто против воли согласился на отъезд Эраста. Чрез два часа лошади были готовы, Эраст, оставя записку к Эмилии, сел в коляску и поехал в деревню Эдмона.

Эмилия долго дожидалась Эраста между страхом и надеждою. Зная хитрый нрав Эдмона, она опасалась, чтобы он не переменил его мыслей. Наконец получает она записку следующего содержания: «После известного Вам происшествия, мы не можем жить вместе. Я не хочу, чтобы разлука наша навлекла некоторую расстройку в вашем состоянии, – оставляю вам мой дом и назначаю ежегодного содержания пять тысяч рублей. Простите, вы меня больше не увидите. Эраст».

Кто может описать удивление и горесть несчастной Эмилии? Ей оставалось еще одно средство: ехать к Эрасту и уверить его в своей невинности. Она то и сделала, но ей сказали, что он час тому назад уехал неизвестно куда.

Это был новый удар для чувствительной Эмилии, она не хотела оставаться в доме мужа своего, жить его доходами и решилась с маленьким сыном своим ехать к отцу, где она провела лучшие лета жизни, не в изобилии, но в невинной простоте, в совершенном спокойствии. Приготовившись к отъезду, она взяла сына своего на колени. Слезы ее лились на грудь невинного младенца, который, обняв ев! ручонками, казалось, говорил ей: «Маменька! Не плачьте, еще есть на земле творение, которое вас любит более всего на свете!»

– Бедное дитя! – сказала Эмилия. – Ты не знаешь, что в сию минуту получаешь величайшее из несчастий, теряешь отца! Бедная сирота! Что будет с тобою? Сирота? Что я сказала? Нет, ты не будешь сиротою, у тебя есть еще мать, которая будет жить только для тебя.

Эмилия не могла говорить более от слез и рыдания. В самое это время входит Эдмон.

– Эмилия! Вы плачете? – сказал он.

– Эти слезы, – отвечала Эмилия, – должны быть вам известны. Вы виновник их и некогда дадите в них отчет пред лицом бога.

– Эмилия, я вас не понимаю!

– Скажите, где муж мой? Возвратите отца этому ребенку и мне мужа.

– Я не знаю…

– Злой человек! Неужели ты позавидовал счастию людей, которые любили тебя искренно? Мы несчастны; но кто ж виновник нашего несчастья? – Тот, которого мы почитали другом! Зачем вы пришли сюда? Ругаться моим несчастьем или радоваться успеху вашей злобы? Если эти горючие слезы приятны для вашего сердца, то пейте их и утолите свою жажду. Ах! Избавьте меня вашего присутствия, оно тягостно для невинного сердца!

– Я бы оскорбился вашими упреками, – сказал Эдмон, – если бы их заслуживал. Эмилия, выслушайте меня.

– Несчастье семейства, – сказала Эмилия, – несчастье этого младенца, лишенного отца чрез вас, довольно говорит в ваше оправдание.