Виссарион Белинский - Стихотворения графини Б. Ростопчиной

С 1835 года, если не ошибаемся, почти во всех периодических изданиях начали появляться стихотворения, отмечаемые таинственною подписью «Гр-ня Е. Р-на» {1}. Само собою разумеется, что причина подобного способа давать о себе знать заключалась в нежелании автора быть известным под собственным своим именем – по скромности ли то было, или по не слишком высокому понятию о литературной арене, или по каким другим уважениям. Но поэтическое «инкогнито» не долго оставалось тайною, и все читатели таинственные буквы выговаривали определенными и ясными словами: «графиня Е. Ростопчина». Истинный талант, особенно при общественной и личной значительности, есть враг всякого «инкогнито». К тому же люди – странные создания (подлинно порождения крокодиловы ): {2}иногда они потому именно не знают вашего имени, что вы поторопились сказать им его, и добиваются знать и узнают его потому только, что вы скрываете или делаете вид, что скрываете его. Евины потомки, люди всего скорее попадаются на приманку таинственности, которая раздражает их врожденное любопытство, – повторяем, главная причина неудачного литературного инкогнито графини Ростопчиной заключалась в поэтической прелести и высоком таланте, которыми запечатлены ее прекрасные стихотворения. Нам тем легче отдать о них отчет публике, что все они известны каждому образованному и неутомимому читателю русских периодических изданий. Посему мы почитаем себя вправе не прибегать к большим выпискам и ограничиваться только указанием на ту или другую пьесу, для подтверждения нашего мнения об интересных произведениях светской музы графини Ростопчиной. И мы выскажем наше мнение прямо и откровенно, чуждаясь сколько безусловного удивления, столько и пристрастного равнодушия.

Отличительные черты музы графини Ростопчиной – рефлексия и светскость. Можно сказать, что это муза рассуждающая и светская. Перечтите пьесы: «Страдальцу», «Полузнакомой», «Равнодушной», ««Зачем?» ответ на что », «Отринутому поэту», «На Дону», «На памятник Сусанину» и некоторые другие – во всех них встретите вы бездну вопросов, вроде следующих: «зачем?», «ужель?», «ты ль это?», «тебе ль?» и т. п. «Зачем» особенно часто повторяется в стихотворениях графини Ростопчиной. Даже те из них, в которых нет прямого вопрошения, большею частию не иное что, как рассуждения в прекрасных, а иногда в поэтических стихах. Несмотря на все уважение к графине Ростопчиной, мы не можем не заметить, что рассуждение охлаждает даже мужескую и мужественную поэзию и придает ей какой-то однообразный и прозаический колорит. Правда, этого нельзя безусловно отнести к прекрасным медитациям {3}графини Ростопчиной; но все-таки нельзя не сказать, чтобы ее стихотворения не выиграли больше в поэзии, если бы захотели оставаться поэтическими откровениями мира женственной души, мелодиями мистики женственного сердца. Тогда они были бы и любопытнее для остальной половины человеческого рода, бог знает почему присвоившей себе право суда и награды. Сохрани нас бог от вандальской мысли ограничить поэтическую деятельность женщины только сферою, оставленною ей варварством мужчины; но. мы думаем, что, вступая в сферы, присвоенные себе силою мужчины, женщине должно иметь и мужские силы при женской грации, подобно гениальной Дюдеван…

Исключительное служение «богу салонов» также не совсем выгодно и для музы графини Ростопчиной. Наши салоны – слишком сухая и бесплодная почва для поэзии. Правда, они даже и зимою дышат ароматом, или, как говорит муза графини Ростопчиной, «сыплют аромат»; но этот аромат искусственный, возросший на почве горшков, а не на раздолье плодотворной земли, улыбающейся ясному небу. Бал , составляющий источник вдохновений графини Ростопчиной, конечно, образует собою обаятельный мир даже и у нас, не только там, где царит образец, с которого он довольно точно скопирован; но он у нас – заморское растение, много пострадавшее при перевозке, помятое, вялое, бледное. Поэзия – женщина: она не любит являться каждый день в одном уборе; напротив, она каждый час любит являться новою; всегда быть разнообразною – это жизнь ее; а все балы наши так похожи один на другой, что поэзия не пошлет туда даже и своей Kammerfraulein [1], не только не пойдет сама. Между тем вся поэзия графини Ростопчиной, так сказать, прикована к балу: даже встреча и знакомство с Пушкиным, как совершившееся на бале, есть собственно описание бала {4}, которое более бы шло к письму или статье в прозе, чем с рифмами.