Иван Аксаков: В чем наше историческое назначение?

Манифест 25 января, возвещающий скорую коронацию нашего Государя, произвел довольно сильное впечатление на общественное мнение Европы и подал повод к оживленным газетным толкам. Почти три года сряду упражнялись там в скорбных причитаниях нашей «болезни насмерть», многие совсем было пропели России отходную… и вдруг – словно она восстала от мертвых! Как мало было искренности в соболезновании, так же мало ее и в привете, с которым встречается это наше будто бы воскресение. В нем звучит худо скрытая нота испуга и некоторой досады на собственную несообразительность. «Это не мы, эти сами же русские и их публицисты виноваты, – оправдывается раздосадованная „Кельнская Газета“. – Это они натвердили, что Россия чуть не разваливается, что внутри ее гнездится подтачивающий ее червь, что „положение наше отчаянное“, что „дальше так продолжаться не может“ – и пр., и пр.; как же было им не поверить?»… И вот, прежнее оскорбительное сожаление или даже презрение к России быстро сменяется теперь оскорбительным же, преувеличенным страхом. Страх русской силы, вместе с ненавистью, снова растет в Европе… Такова доля нашей постоянно оболганной, оклеветанной, ни чужими, ни своими не зяаемой, не понимаемой России!.. Ссылка немецкой газеты на русских публицистов известного пошиба вполне справедлива, но мы примем их под защиту. Упрека в злом умысле они не заслуживают: они только злые невежды, еще больше, чем сами иностранцы, потому именно, что воображают себя знающими и, в рабстве своего духа, менее свободны от условных западноевропейских точек зрения и критических мерил, чем сама она, Европа, госпожа и хозяйка их убогого, подражательного мышления. Впрочем, не к одним русским публицистам должны относиться эти слова, а едва ли не к большей части нашей так называемой «интеллигенции», не исключая и наделенной властью… Читатели «Руси» знают, сколько раз в течение двух лет приходилось ей противодействовать, по мере своих сил, этому лживому представлению о русском недуге и русской слабости. Сколько раз приходилось ей напоминать, что не в народе, не «внутри России гнездится подтачивающий ее червь», а снаружи, на поверхности, – что, напротив, в груди России, – «как тайна жизни невидим», Сокрыт, безвестен и могуч, по выражению русского вещего поэта, бежит и бьет неиссякаемый ключ силы духовной и жизненной, которым жива и живуча Россия, – которого, однако, не признает, которым пренебрегает наша кичливая «интеллигенция», который умышленно и неумышленно засоряется извне, загромождается сверху камнями и земляными глыбами, но который – мы верим – своротит когда-нибудь камни, пробьется сквозь все верхние наслоения и потечет величаво-мирным, мощным потоком… Если и из своих не многие еще способны понять и признать эту стихию внутренней жизненной силы, то чего же требовать от иностранцев? И надо ли удивляться, что и тем и другим она до сих пор непонятна, до сих пор представляется чем-то в роде чудовищного сфинкса?.. Мы же лично никогда особенно не восторгались и не обольщались внешнею мощью России, но никогда особенно и не смущались тою ее экономическою немощью, над которою такие обильные и, по правде сказать, дешевые слезы проливают наши «экономисты», – имя же оным у нас легион (кто теперь не сидит верхом на «статистике» и «политической экономии», полагая в цифрах лишь «всех загадок разрешенье и разрешенье всех задач»!). Вовсе не так грозна и сильна Россия, но и не так слаба, какою она мерещится Западу и нашим западникам, т. е. не там именно ее мощь и не там ее слабость, где они их полагают, сражаясь с призраками мнимой силы и мнимого бессилия.

Впрочем, по части средств ослабления России, если не всегда прямое сознание, то инстинкт Запада руководит им довольно верно. Одно из самых надежных средств ослабления, это, без сомнения, обезличение в смысле национальном, – это подрыв той нравственной народной «самобытности», которая как бельмо в глазу нашим псевдолибералам и которая сидит в коренной основе русского социального и политического строя. Вызвать Россию на отречение от себя самой, сдвинуть ее с ее исторического пути, усвоить ее вполне, не только по внешности, – но и со всеми глубинами народного духа, западной цивилизации, вот – представляется Западу – наилучший способ, вовсе не для того, чтоб вызвать Россию к высшей плодотворной, культурной жизни, но чтоб обезвредить ее природную силу, поработить ее себе духовно и нравственно.