Виссарион Белинский - Русская история для первоначального чтения. Сочинение Николая Полевого

Поэтому мы убеждены, что никто из людей умных и благонамеренных не увидит пристрастия в наших постоянно одинаковых отзывах о жалком драматическом поприще г. Полевого. Конечно, многие из его драматических Пьес несравненно выше всех произведений наших доморощенных водевилистов, от г. Ленского до г. Коровкина включительно; но что же из этого? Разве это слава – написать роман, который будет выше всех романов гг. Зотова и Воскресенского? Нет, если это и слава, то не для г. Полевого: мы ценим его выше и от души советуем ему перестать состязаться с театральными писаками и побеждать их… Иное, удивляя бессмысленную чернь [12]недостойно внимания порядочного человека; есть венцы, унижающие голову, на которую надеты: ведь и венок из калуфера и мяты – тоже венок, но какие люди могут дорожить им и добиваться его?.. Г-н Полевой может еще и теперь сделать много полезного и истинно прекрасного; лучшее доказательство – четвертый том его «Русской истории для первоначального чтения». Когда выйдет последний том этой истории, мы поговорим о ней поподробнее; а теперь скажем только, что еще в первый раз читали по-русски так дельно, умно и с таким талантом написанную русскую историю для детей – от смерти царя Алексея Михайловича до восшествия на престол Екатерины Великой. Особенно хорошо изображено в этой книжке время от смерти Петра Великого. Это не сбор фактов, давно всем известных; это не фразы, из которых читатель узнает, что всегда и все было чудо как хорошо, и не понимает, чем же Петр Великий выше Анны Иоанновны, Екатерина Великая – Елисаветы Петровны, Потемкин выше Бирона, а Державин выше Сумарокова. У г. Полевого есть взгляд, есть мысль, есть убеждения; оттого рассказ его жив, одушевлен, увлекателен, а события запечатлеваются в памяти читателя. Правда, с иными взглядами г. Полевого можно и не согласиться; но самый ошибочный взгляд лучше отсутствия всякого взгляда. Нам кажется, например, он не совсем понял Миниха и был пристрастен не в его пользу; можно было бы упрекнуть также за некоторые неполноты, небрежность в рассказе и какую-то поспешность в переходе от события к событию; но, повторяем, несмотря на все эти недостатки, книжка г. Полевого весьма полезна и занимательна для «первоначального чтения». Чтоб познакомить читателей с рассказом г. Полевого, выписываем из вышедшей ныне четвертой части его «Истории» два места, которые могут дать понятие о состоянии России в два царствования:

Мы уже говорили о Бироне. Постепенно он до того овладел волею императрицы, ослабевавшей притом в здоровьи, что сделался наконец полновластным владетелем России. Честолюбие и корыстолюбие его были неисчерпаемым источником бедствий. Ему недоставало уже почестей обыкновенных, и в 1737 году, когда скончался последний герцог курляндский, Фердинанд Кетлер, он вздумал быть его преемником. Фердинанд был только герцогом по титулу и жил в Данциге. Русские войска безвыходно стояли в Курляндии с 1711 года, и герцогство управлялось собранием депутатов, а наследниками Фердинанда хотели быть граф Мавриций и Меншиков. Услышав о желании Бирона, курляндцы не смели противиться, и тот, кого прежде дворянство курляндское не хотело принять в свое сословие, избран был в герцоги курляндские. Но чем более возвышался Бирон, тем ненасытнее были его желания и тем недоверчивее становился он, тем свирепее гнал и терзал противников. Только Остерман и Миних умели обольщать его, удерживаясь на своих местах; но всякий другой, кого подозревал он в милости к нему императрицы, становился его неизбежною жертвою. Мстя князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, в 1737 году Бирон обвинил его в несправедливом решении дела, за несколько лет прежде конченного. Старца, уваженного при перевороте 1730 года, лишили чинов, орденов, отвезли в Шлиссельбург и уморили в тюрьме. Заметив сострадание императрицы к Долгоруким, Бирон обвинил их в злых речах и умысле; из Березова, из Соловецкого монастыря, из крепостей свезли Долгоруких в Петербург, вспомнили прежние вины их, и в 1739 году свирепая казнь их совершилась в Новгороде: Василию Лукичу и Сергею и Якову Григорьевичам отрубили головы; Ивана Алексеевича, любимца Петра II, пытали, колесовали; он умер, повторяя: «Помяни мя, господи, во царствии своем!» Феофилакт, архиепископ Тверской, ученый пастырь, сочинитель службы на праздник Полтавской победы, возбудил ярость Бирона книгою своею против лютеран; его подвергли пытке, и потом, больного, разбитого параличом, пять лет держали в казематах крепости. Жертвою Бирона сделался наконец Артемий Петрович Волынский, сильный вельможа, любимец Петра Великого, второй после Остермана министр. Честолюбец не менее Бирона, он вздумал открыто бороться с ним, подав на него донос императрице, и чрез несколько часов потом Волынский и друзья его были в застенках, терзаемые неслыханными пытками. Императрица со слезами подписала приговор, умоляя своего любимца пощадить Волынского, но Бирон был неумолим: июня 27 1740 года казнили Волынского и друзей его: ему отрубили сперва руку, потом голову; тайный советник Хрущов и обер-интендант Еропкин обезглавлены после него; графу Мусину-Пушкину отрезали язык; генерал кригс-комиссар Соймонов и кабинет-секретарь Эйхлер высечены кнутом и сосланы в Сибирь; секретарь Волынского Зуда, по наказании плетьми, сослан в Камчатку. Дочь Волынского насильно принудили постричься. Слыша, что свирепость казни возбуждает ропот, Бирон наполнил обе столицы и государство шпионами, щедро награждал доносчиков, и за одно неосторожное слово вельможа и простолюдин были схватываемы, увлекаемы, подвергнуты пытке, казни, ссылке; более 20000 человек всех званий было сослано Бироном в Сибирь, Многие увозимы были тайно; никто не знал их имен, а они не знали своего преступления, томясь в ссылке или в тюрьме. Отцы страшились детей, друзья не смели сойтиться беседовать тайно, трепеща тайной канцелярии, где заседал клеврет Бирона Андрей Ушаков, из бедных дворян, достигший графского титула, ордена Св. Андрея, предавший потом Бирона, предавший врагов его впоследствии и умерший в почестях, уже в 1747 году.

Читать дальше