Жюль Верн: Пять недель на воздушном шаре

«Что он замышляет?» – стал ломать себе голову Кеннеди, когда приятель неожиданно в январе покинул его и уехал в Лондон.

И вот однажды утром он это, наконец, узнал из заметки «Дейли телеграф».

– Боже мой! – закричал Дик. – Сумасшедший! Безумец! Лететь через Африку на воздушном шаре! Этого еще не хватало! Так вот, оказывается, что он обдумывал в течение двух лет!

Если мы поставили после каждой его фразы восклицательный знак, то Кеннеди кончал их тем, что ударял себя кулаком по голове, и если вы представите себе эту картину, то получите понятие о состоянии Дика.

Экономка Дика, старушка Эльспет, решилась было заикнуться, что это сообщение ложное.

– Ну, что вы! – воскликнул Кеннеди. – Точно я не узнаю в этом своего друга. Да разве это на него не похоже? Путешествовать по воздуху! Он, изволите ли видеть, теперь вздумал соперничать с орлами! Ну, нет! Такому не бывать! Уж я сумею его образумить! Дай ему только волю, – он в один прекрасный день и на луну, пожалуй, отправится.

В тот же вечер Кеннеди, встревоженный и раздраженный, сел в поезд и на следующий день был в Лондоне.

Через каких-нибудь три четверти часа его кэб остановился у маленького домика на Греческой улице, возле сквера Сохо, где жил доктор Фергюссон. Шотландец взбежал на крыльцо и пятью здоровенными ударами в дверь возвестил о своем прибытии. Фергюссон сам открыл ему.

– Дик! – воскликнул он, впрочем, без особенного удивления.

– Он самый, – заявил Кеннеди.

– Как это ты, дорогой Дик, в Лондоне в разгар зимней охоты?

– Да! Я в Лондоне.

– Для чего же ты приехал?

– Помешать неслыханному безрассудству!

– Безрассудству? – переспросил доктор.

– Верно ли то, что говорится в этой газете? – спросил Кеннеди, протягивая другу номер «Дейли телеграф».

– Ах, вот оно что! Эти газеты, надо сказать, довольно-таки нескромны. Но присядь же, дорогой Дик.

– И не подумаю! Скажи, ты в самом деле затеял это путешествие?

– В самом деле. У меня многое уже готово; и я… – И где же оно? Я разнесу, разобью все вдребезги!! Милый шотландец не на шутку вышел из себя.

– Успокойся, дорогой Дик, – заговорил доктор. – Я тебя понимаю. Ты обижен на меня за то, что я до сих пор не ознакомил тебя с моими проектами…

– И он еще зовет это своими проектами!

– Видишь ли, я был чрезвычайно занят, – продолжал Фергюссон, не обращая внимания на возглас Дика. – У меня уйма дел, но успокойся же: я ведь непременно написал бы тебе, прежде чем уехать…

– Очень мне это важно! – перебил его Кеннеди.

– …по той простой причине, что я намерен взять тебя с собой, – докончил Фергюссон.

Шотландец отпрянул с легкостью, которая могла бы сделать честь серне.

– Послушай, Самуэль, не хочешь ли ты, чтобы нас обоих заперли в Бедлам [7]?

– Именно на тебя я рассчитывал, дорогой мой Дик, и остановился на тебе, отказав очень многим. Кеннеди совершенно остолбенел.

– Если ты послушаешь меня в течение каких-нибудь десяти минут, – спокойно продолжал Фергюссон, – то, поверь, будешь мне благодарен.

– Ты говоришь серьезно?

– Очень серьезно.

– А что, если я откажусь сопровождать тебя?

– Ты не откажешься.

– Но если все же откажусь?

– Тогда я отправлюсь один.

– Ну, сядем, – предложил охотник, – и поговорим спокойно. Раз ты не шутишь, дело стоит того, чтобы его хорошенько обсудить.

– Только если ты ничего не имеешь против, обсудим его за завтраком, дорогой Дик.

Друзья уселись один против другого за столиком, на котором возвышались гора бутербродов и огромный чайник.

– Дорогой мой Самуэль, – начал охотник, – твой проект безумен. Он невозможен. В нем нет ничего серьезного и осуществимого.

– Ну, это мы увидим. Сначала испробуем, – отозвался доктор.

– Но пробовать-то именно и не надо, – настаивал Кеннеди. – А почему, скажи на милость?

– А всевозможные опасности и препятствия? Ты о них забываешь?

– Препятствия на то и существуют, чтобы их преодолевать, – с серьезным видом ответил Фергюссон. – Что же касается опасностей, то кто вообще гарантирован от них? В жизни опасности на каждом шагу. Может быть, опасно сесть за стол, надеть на голову шляпу… Чему быть, того не миновать; в будущем надо видеть настоящее, ведь будущее и есть более отдаленное настоящее.

– Ну вот, – сказал Кеннеди, пожимая плечами. – Ты всегда был фаталистом.