Алхимиков там повстречаешь тоже,
Что ищут золота, а без штанов,
И розенкрейцеров {78}, и всех глупцов,
Для богословья лезущих из кожи.
Толстяк Лурди для этих всех чудес
Был выбран посреди своих собратий.
Когда закрыла ночь чело небес
Завесою таинственных заклятий,
В рай дураков {79}на легких крыльях сна
Его душа была вознесена.
Он удивляться не любил некстати
И, будучи уже при том дворе,
Все думал, что еще в монастыре.
Сперва он погрузился в созерцанье
Картин, украсивших святое зданье.
Какодемон, воздвигший этот храм, {80}
Царапал для забавы по стенам
Наброски, представляющие верно
Нелепость, сумасбродство, планов тьму,
Задуманных и выполненных скверно,
Хоть «Вестник» {81}хвалит их не по уму.
В необычайнейшем из всех музеев,
Среди толпы плутов и ротозеев
Шотландец Лоу прежде всех поспел;
Король французов новый, он надел
Из золотой бумаги диадему.
И написал на ней свою систему {82};
И не найдете вы руки щедрей
В раздаче людям мыльных пузырей:
Монах, судья и пьяница отпетый
Из алчности несут ему монеты.
Какое зрелище! Одна из пар –
С достаточным Молиной Эскобар {83};
Хитрец Дусен, приспешник иезуита,
Стоит с чудесной буллою раскрытой,
Ее творец {84}склоняется над ним.
Над буллой той смеялся даже Рим,
Но все ж она источник ядовитый
Всех наших партий, наших крикунов
И, что еще ужаснее, томов,
Отравой полных ереси негодной,
Отравой и снотворной, и бесплодной.
Беллерофонты новые {85}легки,
Глаза закрывши, на химерах рыщут,
Своих противников повсюду ищут,
И, вместо бранных труб, у них свистки;
Неистово, кого, не видя сами,
Они разят с размаху пузырями.
О, сколько, Господи, томов больших,
Постановлений, объяснений их,
Которые ждут новых объяснений!
О летописец эллинских сражений,
Воспевший также в мудрости своей
Сражения лягушек и мышей, {86}
Из гроба встань, иди прославить войны,
Рожденные той буллой беспокойной!
Вот янсенист, судьбы покорный сын,
Потерянный для вечной благодати;
На знамени – блаженный Августин {87};
Он «за немногих» вышел против рати {88};
И сотня согнутых спешит врагов
На спинах сотни маленьких попов.
Но полно, полно! Распри, прекратитесь!
Дорогу, простофили! Расступитесь!
В Медардовом приходе видит взор
Могилы бедный и простой забор,
Но дух святой свои являет силы
Всей Франции из мрака той могилы {89};
За исцеленьем к ней спешит слепой
И ощупью идет к себе домой;
Приводят к ней несчастного хромого,
Он прыгает и вдруг хромает снова;
Глухой стоит, не слыша ничего;
А простаки кричат про торжество,
Про чудо явленное, и ликуют,
И доброго Париса гроб целуют {90},
А брат Лурди, раскрыв свои глаза,
Глядит на все и славит небеса,
Хохочет глупо, руки поднимая,
Дивится, ничего не понимая.
А вон и тот святейший трибунал,
Где властвуют монах и кардинал,
Дружина инквизиторов ученых,
Для бога сыщиками окруженных.
Сидят святые эти доктора
В одеждах из совиного пера;
Ослиные на голове их уши,
И, чтобы взвешивать, как должно, души,
Добро и зло, весы у них в руках,
И чашки глубоки на тех весах.
В одной – богатства, собранные ими,
Кровь кающихся чанами большими,
А буллы, грамоты и ектеньи́
Ползут через края второй бадьи.
Ученейшая эта ассамблея
На бедного взирает Галилея {91},
Который молит, на колени став.
Он осужден за то лишь, что был прав.
Что за огонь над городом пылает?
То на костре священник умирает.
Двенадцать шельм справляют торжество:
Юрбен Грандье горит за колдовство {92}.
И ты, прекрасная Элеонора {93},
Парламент надругался над тобой,
Продажная, безграмотная свора
Тебя в огонь швырнула золотой,
Решив, что ты в союзе с Сатаной.
Ах, Глупость, Франции сестра родная!
Должны лишь в ад и папу верить мы
И повторять, не думая, псалмы!
А ты, указ, плод отческой заботы,
За Аристотеля и против рвоты {94}!
И вы, Жирар, мой милый иезуит {95},
Пускай и вас перо мое почтит.
Я вижу вас, девичий исповедник,
Святоша нежный, страстный проповедник!
Что скажете про набожную страсть
Красавицы, попавшей в вашу власть?
Я уважаю ваше приключенье;
Глубоко человечен ваш рассказ;
В природе нет такого преступленья,
И столькие грешили больше вас!
Но, друг мой, удивлен я без предела,
Что Сатана вмешался в ваше дело.
Никто из тех, кем вы очернены,
Монах и поп, писец и обвинитель,
Судья, свидетель, враг и покровитель,
Ручаюсь головой, не колдуны.
Читать дальше