Ермаков = Солдатские сказы = Витковская = 25.07

- Не хочу-у курятины - дай мне петушатины!!

Отеребишь ему петушка.

Гармошку на вид, на глаза ему выставишь.

Склонит правый ус на тальянкин стан, укуснет ему кончик бдительный... еще мокренькой...

Мир.

Детей-то, всего лишь Алеша случился, вот и избывалось оно, материнство, на них двоих поделенное.

«Пуля-смертынька,- шепчет Денисья Гордеевна.- Ты не все возьмешь! Лишь свое возьмешь. Есть па-амя-ять!.. Любовь есть...»

Треугольнички...

«Всемилая радость моя, жена дорогая, Денисья Гордеевна! Рассказывал нам политрук, как в котором-то веке крестилась в Днепре наша Русь. Ныне снова она почи­тай что крестилась.

Плыли мы на плацдарм - его надо еще захватить, удержать - плыли мы кто на чем. На лодках, на бревнах, на бочках, на плащ-палатках, соломой, и сеном, и кукурузным будыльем натисканных, на связках хвороста, на водопойных колодах, на бабьих корытах, на прочих иных чертопхайках - я же плыл на свиных пузырях. При поспешном своем отступлении перестреляли немецкие интенданты породных свиней и иную окрестную живность, чтобы, значит, при встречах геройского нашего фронта не взлаено было, не хрюкнуто и не кукарекнуто. Свинота была еще теплая, и назначен я был, в составе нашего взвода, палить их и свежевать.

Не забудь: впереди был Днепр. Доносилось до командиров, что придется форсировать эту преграду с ходу - с ходу в воду, без броду, на всяких подручных средствах. И вот тут-то, когда свежевал я свиней, почему-то припомнилась мне ребячья крестьянская наша забава. Свининый надутый пузырь вдруг припомнился. Засекретишь бывало в него три-четыре горошки для грохоту, понадуешь, завяжешь, подсушишь и льняною суровою ниткой наростишь к кошачьему хвосту. Эко было весельюшка, хохота - в цирк не ходи!

Вынул я девять штук пузырей, круто их присолил, пересыпал золою, и вместилися у меня «подручные» эти средства в одну консервную банку. А банка в один уголок вещмешка. Ну и дале - вперед Афанасий...

Близ Днепра раскатал пузырье я в поле, камышинкой, по степень объема, надул, два - на самую шею себе привязал, три - под грудь, остальные четыре - на руки и ноги. Оружейны приемы опробовал - получается ладненько, гранату свободно могу зашвырнуть, даже, мыслю, стрелять на плаву смогу, так как руки свободные. Кругом в легкости.

Посмотрел на меня старшина подозрительно и говорит:

- Стратегик!.. Да тебя любой ерш либо окунь подколет.

- Поглядим,- говорю.- Там увидим!-гремлю пузырями.

И тут во всем-то свиноубранстве был застигнут внезапно командующим нашего фронта.

- Это что за воздушный вдруг шар на земле объявился?- у нашего ротного спрашивает.

- Изготовлен форсировать реку, товарищ командующий!

А командующий наш тоже носит усы. Стоим два усатика друг перед другом. У меня они в строгости - усинка не дрогнет, а у товарищ командующего засвербели они, заподергивались...

- Чингисханы,- говорит,- на кобыльих требухах водные преграды одолевали, а этот, видали, чего отчебучивает?..

Улыбаться или хмуриться - не знаю. Стою, молчу. Мое дело вживе Днепр переплыть.

- Сфотографировать его при всех пузырях - и в газету! - приказал адъютанту командующий.- «Нет предела солдатской смекалке» - такой рубрик поставить. Пожирней наберите!..- И ко мне обращается:-Стало быть, доплывешь, доберешься, сержант, до Высокого Берега?

- Рядовой, товарищ командующий!

- Сержант, говорю! Повторяю!..

- Доплыву, товарищ командующий!! Кровь с носу, дым с уха! Лопни мои пузыри! -заклятье даю.

Смеется опять, улыбается.

- Не забывайте, ребятушки,- к остальным обращается.- За захват и последующее удержание плацдармов на том берегу приказал нам Верховный Главнокомандующий не жалеть никаких орденов. Даже Звезд Золотых не жалеть! На монетном дворе по три смены работают.

Вот такой разговор...

Сфотографировать меня не успели. Взревела, взъярела наша артподготовка. А следом бомбежка. Фашисты - взаимно. Небу жарко - поют херувимы стальные!

И ринулась Русь опять в свою первозданную Реку.

И ринулись с Русью во Днепр единоприсяжные в братстве племена и народы Совецкой Нации.

Над головами - шрапнель и бризанты, кругом фугасы рвутся, в рот, в заглот тебе, в очи, в темечко пули летят, в плечи, в груди, в ребра оскольчаты мины целятся...

Один мой пузырь, чую, дух возле уха, от пульки должно, испустил.

А у меня еще восемь!

Второй, знать, пронзило осколышком.

А у меня еще семь!

Третий по детонации лопнул.

А у меня еще шесть!

«По-го-ди-и-и, крутолобенькой!..»