Виталий Ручинский - Возвращение Воланда или Новая дьяволиада

В восьмом часу вечера, если уж точно, в семь сорок пять, – отмечу также, что вечеру тому выпало быть в предновогодье, в последних числах декабря, – у подъезда знаменитейшего московского театра, на всю страну знаменитого и даже за ее пределами, появился молодой человек. Был он худ и долговяз. Одет в кургузую куртку из синтетической материи, на голове кроличья шапка, изрядно облезшая. Добавлю, что прикатил он не на «Жигулях» и не на такси или леваке, а сошел с троллейбуса на остановке рядом с театром.

Спектакль давно начался, и у театрального подъезда, обращенного на старинный московский бульвар, было пустынно. Публика, гужевавшаяся перед началом, рассеялась и рассосалась. Счастливые обладатели билетов дождались тех, кого поджидали: мужья жен, жены мужей, приятели, скажем так, – приятельниц. Все уже сидели в зале, на законных местах, и наслаждались, как принято было выражаться в старину, искусством Мельпомены. Точнее ее верных служителей. Ну, а представители беспокойного племени ловцов лишних билетиков, те из них, кому в тот вечер не улыбнулась фортуна, разбрелись, проклиная собственное невезенье. Разъехались по домам смотреть телевизор или еще куда двинули. Увы, автор не может дать подробную справку, куда деваются после начала спектакля незадачливые ловцы лишних билетиков.

Легко вбежав на ступени театрального подъезда, молодой человек в кроличьей шапке (пока мы так его обозначим) первым делом посмотрел на свои наручные часы. Затем сверил их с часами на фонарном столбе. Но ему и этого показалось недостаточно: он и у случайного прохожего поинтересовался, который час. Показания сходились с точностью до минуты.

Надежно определив себя не только в пространстве, но и во времени, молодой человек в кроличьей шапке неторопливо двинулся вдоль фасада и принялся разглядывать стеклянные витрины с фотографиями артистов в ролях текущего репертуара и отдельных сцен из спектаклей. Заметно было, что разглядывание производится им без особого интереса. Остается предположить, что за таким занятием молодой человек просто убивал время. Несколько раз он снова поглядывал на часы: на свои наручные, не упускал из виду и фонарных.

Среди витрин была одна, посвященная спектаклю на революционную тему. Главным его действующим лицом был, конечно, Ильич. Когда молодой человек перешел к этой витрине, чей-то голос за его спиной вполне явственно произнес:

– Нечего сказать, театр! Постыдились бы играть такие бездарные пьесы!

В зеркальном стекле отразилась ощеренная кошачья морда.

Молодой человек в изумлении обернулся и не обнаружил у себя за спиной никакого кота. Тем не менее кот был! Неправдоподобно крупный, можно сказать, матерый котище черной масти неторопливо и степенно спустился по ступенькам на тротуар, пересек проезжую часть бульвара и исчез в сумраке среди деревьев.

Сдвинув на лоб шапку, молодой человек почесал затылок. Не найдя разумного объяснения коту, он обратился к следующей витрине, посвященной гоголевскому «Ревизору».

Без пяти минут восемь молодой человек круто развернулся и теперь уже, отнюдь не фланируя, а с чрезвычайно озабоченным видом стал огибать театральное здание, по странному замыслу архитектора сильно смахивающее на амбар для хранения сельскохозяйственной продукции. Он зашел на «амбар» с тыла и остановился перед дверью, над которой молочно светилась узенькая стеклянная табличка с надписью «Служебный вход». Здесь молодой человек шумно выдохнул из себя воздух, набрал вновь в легкие до упора -так поступают купальщики перед тем, как войти в воду, – и потянул на себя тяжелую дверь.

Слева от входа, в особой будке, частично застекленной, а частично обитой фанерой, впрочем, крашенной, сидела женщина в накинутом на плечи пальто. Она читала книжку, водила пальцем по строчкам, губы ее беззвучно шевелились. Войдя, молодой человек осторожно кашлянул, стараясь привлечь внимание к своей персоне. Женщина медленно оторвалась от чтения. Отметила нужную строку пальцем, погрузила в пришельца вопрошающий взгляд и недружелюбно произнесла:

– Вам чего?

– Мне Сутеневский назначил, Аркадий Михайлович, – отвечал молодой человек.

– А как ваша фамилия?

– Якушкин.

– Вы драматург, что ли? – Женщина в будке наморщила нос, показывая своим видом, что занятие драматургией лично она никак не одобряет. Взамен четкого ответа молодой человек лишь развел руками, что могло означать и «да» и «нет». Женщина-страж эту неопределенность тоже не одобрила, недовольно покрутила головою. Затем отвела взгляд в сторону и несколько раз повторила: «Якушкин, Якушкин…». От повторения, как ни странно, наступило прояснение. Она полезла в обшарпанный письменный стол, непонятно каким образом втиснутый в будку, порылась в ящике и достала картонную папку оранжевого цвета с завязками.