Степану захотелось раскрыть себе глаза еще раз, перед тем как он примет участие в этом многонациональном приеме пищи. Он зашел в небольшой ресторанчик этого массивного из красного камня отеля, где обычно останавливались гости только самых больших начальников и куда простым смертным путь, был, конечно, заказан послушно-исполнительной командой охранников, чьи молодые физиономии смотрели на вас настолько же равнодушно, насколько со злобой и ненавистью набрасывались и дотошно проверяли ваши документы на въезде в отель, если вы или ваша машина не значились среди допущенных,под козырек здания темно-красного отеля. А на тех, кто не въезжал, а входил в отель на своих двоих, и даже показывал пропуск, смотрели как на безвредных ползучих гадов.Игра на нервах должна была начинаться еще часа через три. И потому Степан в театрально-клубной атмосфере этого уютного ресторанчика с его лоснящейся кожаной обивкой стульев и угловых диванов, окольцованных бронзовыми фигурными гвоздями, придававшими надежность помещению для принятия пищи, заказал элегантному официанту бутылку брюта,землянику и авокадо. Он полагал этого вполне достаточным,чтобы скрасить все неудобства для своего желудка и кишечника той тяжеловесной и острой пищи. А ей наверняка будут потчевать грузин и армян на сегодняшнем приеме. Для этих людей нет и не может быть никаких препятствий в смысле легального проникновения и не только в голубой зал приемов, избранный для примирения братвы. Слегка охмелевший после принятого брюта и десерта, Степан прошел в зал игральных автоматов, где отыграл несколько партий в покер. Пасуя, повышая или уравнивая ставку,он несколько раз получал наивысшею комбинацию, получая флеш, и даже флеш-роял. В этом случае жетоны градом сыпались в приемник, вызывая в нем чувство удовлетворения непрофессионального игрока. Однако уже в скором времени жетоны стали таять как мягкое мороженое и в конце полуторачасовой игры все его жетоны оказались съеденными одноруким бандитом. Степан поспешил прекратить игру.. .
Никто не знает чувств, никто не ведает души, никто не может проникнуть в смиренный покой длинной шеренги официантов в строгих темных костюмах и с белыми салфетками на левой руке, шпалерами стоящих в тот единственный и торже-ственнонастороженный момент, когда сервировка фуршетных столов уже завершена, а посетители в строгом соответствии с правилами удаления от фигур торжества, являют собой восхищенное лицезрение начальства. Наконец, движение между фуршетными столами с закусками и напитками заканчивается.И начинается общее бдение. Оно состоит в поедании горячей пищи. Последняя подается на французский манер посетителям с длинных овальных блюд самими официантами, чья предупредительность в этот момент достигает уже известной кульминации и сопровождается серией патентованных сокращений мышц, превращающихся в чувствительные улыбки, которые может выдавить из себя атлет, таскающий вериги на плечах, руках и ногах. Ах, уж эти национальные кухни! Честь и хвала неведомым поколениям и поколениям бесчисленных ведомых и неведомых в истории кулинарии умельцев, чья добавка соуса, кореньев, присыпка толченого или печеного фрукта, ласкание горячей и холодной температурой мяса и овощей, взибвание, отцеживание и смешение всех составляющих пищи, превращают все эти смеси в неповторимое по своим свойствам блюдо. Назначение, которого одно – быть поглощенным, переваренным и изверженным по всем законам физики, химии и биофизики из тела человеческого! А что же остается от всего этого? Вкус, насыщение пищей и блаженство духа, затемняющее скучные реалии жизни. И только! Нет. Мир в вашем доме устанавливается только за столом, поскольку притупляются на короткое время все кровожадные инстинкты, в котором участвует геном пищи, разлитый по всему вашему телу, трепещущий над вашей душой, в которой пламя вражды и злобы, стяжания и взяточничества, коррупции, все, что заставляет вас в едином порыве бороться за деньги, женщин и власть, все это оканчивается возлиянием и вкушением. И хотя "ни хлебом единым жив человек",но нет человека без хлеба и утешения едой, генома еды, где все поколения национальностей и рас выразили свое отношение к пище в форме национальной кухни. Любовь и поклонение не избегают генома национальной пищи. Они тут, они рядом, они воспеты поэтами и мыслителями всех эпох.Они основа национальной неприязни, национальной терпимости, национальной идеи сверхчеловека. И как сказал один повар,ренегатствовавший со своего ответственного поста: "Все жрут, жрут и жрут…".