Лысый, присев рядом с Андреем, уточнил:
– Ты сегодня на носилках с утра будешь?
– Ну да, если туда погонят.
– Обух с тобой не пойдет, он захромал что-то сильно. Вон, сам посмотри.
– Нога так и гноится?
– Угу… Нельзя ему сейчас на носилки. На замазке побудет сегодня, а там посмотрим.
– Давай тогда Кира ко мне в пару.
– С ним тебе неудобно будет – он ведь тебя выше сантиметров на двадцать.
– Про двадцать ты маленько загнул. Но, с Обухом, спорить не буду – гораздо удобнее. Мы с ним сработались неплохо.
– Кроме Киркорова с тобой никто долго не выдержит. Ослабли мы все. Ты, Кир и Обух самые крепкие у нас сейчас.
– Да знаю я… что ты мне рассказываешь…
– Давай до обеда с Кирей натаскай побольше комков. Потом я с Гнусом потихоньку дотаскивать буду, а вы на замазке отдохнете.
– А что у Кира с обувью?
– Прапор ему пластик наплавил новый на подошвы – не должны развалиться.
– Смотри – там, на спуске, обувь рвется влет. Если останется без "колес", труба будет.
– Не должно. Боты у него немногим хуже твоих. День точно протянут, а там, может, Обуху получше станет.
– А если Обуха боты Киру сегодня передать?
– Не, так не пойдет – у Киркорова лапы размера на три больше. Ему можно детские ванны вместо калош носить… баскетболист наш… А чего это наши охраннички не торопятся? Пожрать всем раздали, а не шевелятся… Чего это они? А?
– А я откуда знаю? Раз они не торопятся, то и мы не будем вперед бежать.
– Да это само собой. Просто интересно… У них же всегда каждый день одинаковый…
– Вон Чубака дожевывает свой навоз, сейчас начнется.
* * *
Из сорока девяти аборигенов восемь принадлежало к расе "орангутангов-горилл", сорок один к "дистрофикам". Первых люди звали по кличкам: каждому подобрали свою. Несмотря на внешнюю идентичность "обезьяны" отличались друг от друга индивидуальными признаками и манерой социального поведения. Чубака – самый заросший из соплеменников, с настоящей бородой из густо растущих длинных щетинок, с мутными глазами, сверкающими из-под чудовищно мохнатых бровей. Обычно именно он назначает пленникам фронт работ, да и остальными аборигенами, вроде бы, командует. Корявый – этот наоборот лысоват, к тому же левое колено у него изуродовано, нога до конца не разгибается – от этого он вечно перекошен на левый бок. Обычно он по вечерам загоняет пленников в сараи, а утром открывает им двери. Жмот – одноглазый, по виду очень стар, щетина почти вся поседела, кожа на доспехах прогнила, и ему приходилось скреплять деревянные детали какими-то сомнительными веревочками. Жмот был бессменным раздатчиком пищи.
"Дистрофикам" клички не назначали. Мало того, что они будто под копирку созданы, так еще и в дела пленников обычно не лезли. Правда, в случае побега, именно дистрофики немедленно кидались по следам беглецов. Уйти от них нереально – скорость ходьбы у этих тварей равна скорости легкого бега у человека. Сутки – больше никто за пределами поселка не продержался. Лишь Киру однажды удалось побегать подольше, да и то лишь потому, что охрана поздно узнала про побег. Пойманных беглецов дистрофики приводили обратно, здесь их для профилактики могли жестоко отлупить обезьяны, но могли и не жестоко. После наказания бедолаг опять приставляли к рабскому труду. Поначалу бегали часто, но сейчас уже с год никто не дергается – поняли, что это бессмысленно. Даже Андрей утихомирился – шесть попыток на его счету. Больше только у Киркорова – тот до сих пор пытался сдернуть чуть ли не ежемесячно и никто уже не мог точно сказать, сколько раз за ним гонялись прыткие дистрофики.
Вот и сейчас, заметив, что Чубака доедает свою пайку, Андрей безошибочно определил – сейчас начнется. Все приказы от него.
Андрей не ошибся. Чубака вытер ладони об стену башни, повернулся к ближайшим пленникам, требовательно взмахнул лапой, не оглядываясь, пошел в степь. Странно… ямы же в другой стороне, да и не разделили их. Но приказ это приказ – и люди и аборигены потянулись за главарем.
Андрей недолго гадал, что им сейчас предстоит. Всего видов работ здесь было три. Ежедневно большая часть обитателей поселка занималась доставкой к пирамиде носилок с глиной, подсохшими фекалиями, золой, известняковым щебнем, травой. Там все это "добро" складывалось в кучу, оттуда его потом перетаскивали вглубь пирамиды, но этим занимались только аборигены-дистрофики. Если умирал пленник или абориген, тело тоже оттаскивали к этой куче. Изредка к поселку приходили караваны из тележек, запряженных странными гуманоидами – будто бочки с короткими мускулистыми конечностями и микроскопической головой. На тележках привозили мешки с сухой "халвой", битум, остро пахнущую смолу, напичканную металлическими стружками, каменный уголь и какие-то вонючие слизкие клубни, колыхавшиеся будто живые. Продукты и битум шли в поселок, клубни, смола и уголь исчезали в недрах западной половины пирамиды. Назад, куда-то на север, тележки понемногу перевозили обломки самолета. Видимо до авиакатастрофы они вообще порожняком возвращались.
Читать дальше