Вардан Айгекци - Басни средневековой Армении

Мхитар Гош отдавал себе, конечно, отчет в том, что никакие убеждения, никакое красноречие мудрой коровы (72) в некоторых случаях не помогут, если и сами «кормильцы» не умерят своих притязаний на полное присвоение себе всех благ и достатка этих и без того обездоленных людей. И, верный своему духу примирения, последовательный в своем стремлении сглаживать противоречия между великими и малыми (а если нельзя их сгладить, то хоть затушевать), он вводит в свой сборник две схожие и по по-

строению, и по теме басни, направленные к тому, чтобы образумить и умерить феодалов, — басни про перепелку и ястреба (13), про самую беспомощную и самую яростную из птиц, и про голубя, самую кроткую из птиц (14).

Эти увещания Мхитара, направленные к князьям, очевидно, не всегда оказывались достаточно действенными, и в сборнике Мхитара появляется басня о курице (4), уж на что, казалось бы, одомашненной и глупой, и тем не менее способной предостеречь устами Мхитара от злонравия господ.

В одной из своих басен, в целом не представляющей интереса для нас, Мхитар высказывает общее суждение о том, что наставник и воспитатель должны воздействовать на своих питомцев не только ласкою и убеждением, но и более суровыми мерами — строгостью и устрашением. Как проявление этого более строгого воспитательного приема мы воспринимаем замечательную басню о медведе и муравье (29).

Изложена она настолько остро, в смысле напряжения, и настолько откровенно, что не будь она рассказана безупречным литературным языком (кроме только одного оборота) Мхитара Гоша, не сохранись она только в сборнике Мхитара и не минуй она сборников Вардана, ее по четкости мысли, по силе угрозы можно было бы принять за басню именно вардановского типа. Бесспорно, принадлежа к числу почерпнутых Мхитаром из народной сокровищницы, эта басня приподнимает завесу, скрывающую тех, кто имелся в виду под «телесными судьями».

С другой стороны, для времени Мхитара, для рубежа XII и XIII вв., для обстановки растущей и развивающейся городской жизни с ее ремесленной средой, несомненно наиболее передовой в смысле осознания своих прав (хотя бы элементарных человеческих), с ее цехами, сплачивавшими разрозненные силы отдельных ремесленников, передовых

носителей самосознания низов, характерна массовость действия. В этой басне вместо назойливого комара, действующего только своими силами, неустанностью и назойливостью способного довести до отчаяния самого царя зверей, выступает сплоченная и дружная мелкота, как народная толпа порознь слабых, но сильных своим единением малых людей, возмутившихся против великого, феодала, и казнивших его, несмотря на всю его силу и могущество.

Мы знаем, что в ту эпоху не одним только Мхитаром была замечена склонность малых к объединению своих сил, не одного только Мхитара озабочивали возможные последствия их сплочения. В отдаленной от Армении стране, не ученый монах-баснописец, кодификатор законов, а государь, хорасанский султан Санджар, в те же примерно годы высказал суждение о том, что сплочение сил малых грозит великим, ибо малые смогут делать то, что делают великие, а великие не смогут делать того, что делают малые.

Будет ли исторической натяжкой, если мы усмотрим какую-то перекличку мыслей и ощущений между тем, что говорил султан Санджар, и тем, как один из ширванских царевичей, Рузбэ, сын Афридуна, сына Бурзина, в 1206 г. сам занялся лепкой из воска модели и отливкой из бронзы замечательного по совершенству работы водолея в виде коровы-зебу и запечатлел свой труд надписью на водолее? Ведь и владетель богатейших поместий в различных концах Армении, парой (т. е. пробившийся в высшую знать благодаря своим богатствам) Сахмадин, купив себе целый городок, некогда владение и летнюю резиденцию армянских царей, построил себе громадный дворец в 1276 г., начертав на портале надпись, в которой он, не без гордости и похвальбы, заявляет, что он этот дворец «разбил (т.е. начертил) и соорудил сам, без мастера (или архитектора)».

Не был ли и труд, принятый на себя ширванским царевичем, потребовавший, вне всякого сомнения, длитель-

ного учения и опыта, и труд» принятый на себя хотя бы в целях похвальбы пароном Саhмадином, не пожалевшим на постройку дворца сорока тысяч золотых дукатов» попыткой показать, что они-то умеют делать то, что делают малые, что они-то не чуждаются труда как чего-то их недостойного, что они-то не могут быть уподоблены свинкам, пожирающим привезенное для них верблюжонком и осликом зерно, телкам, насмехающимся над волами, или волу, пытавшемуся скинуть с выи ярмо, волу, якобы забывшему, что «без дела невозможно жить в обществе».