Вардан Айгекци - Басни средневековой Армении [без иллюстраций]

Не одного ли из этих «телесных судей», но разочаровавшегося в своих возможностях, имеет в виду басня Мхитара о буйволе (128), который хотел забодать своего хозяина, но не сумел, потому что предусмотрительный господь так расположил ему рога, чтобы забодать он не мог, как бы ему ни хотелось.

Недаром и в этой басне Мхитар Гош, пытающийся самой ссылкой на предусмотрительность господа-бога умерить пыл рассвирепевшего буйвола, и здесь, как почти всегда, хозяина называет примиряющим, но и затемняющим истину словом «дарманич» — «питатель», «тот, кто дает корм», «кормилец», — как будто Гош не знал, что не хозяин был кормильцем буйвола, а буйвол был кормильцем хозяина. Ведь не после же смерти Мхитара Гоша в 1213 г. выяснилось для Вардана, что вол питает князя и его коня, а не князь со своим конем питают вола.

Тема о воле, обреченном на труды и желающем сбросить ярмо, — о коне, предназначенном служить хозяину, т. е. о крестьянине, обреченном работать на князя, не раз привлекала внимание Гоша, а следовательно уж очень назрела в его дни (22).

Во второй части этих басен выступает еще довод для умерения пыла и утихомирения строптивого коня: хозяин не только для него кормилец, хозяин для него — защитник, и не ради только корма и пропитания должен смириться конь — смирение ему на пользу: ведь хозяин оберегает его и охраняет и от медведя, и от льва, и от волка, — ведь феодал в минуту опасности разрешает своим вассалам и крестьянам спасаться от нашедших на страну врагов в стенах своего крепкого замка, — правда только во внешних стенах, но все-таки в стенах. Как же коню не испытывать смирения перед хозяином, как же малому не испытывать смирения перед великим, слабому перед сильным?

Но из этих-то волов, стремящихся сбросить с себя ярмо, из этих-то коней, скинувших со своей спины всадника, из этих-то буйволов, пытающихся забодать своего кормильца, могли выйти и выходили «телесные судьи», карающие смертью тунеядцев.

К их выходу на арену «кормилец» и «защитник» должен был быть готов, и он готовился к этому. Тому свидетели те крепкие железные решетки, которые вставлены были в окна княжеского дворца в замечательном армянском замке Анберд, — окна, обращенные внутрь крепости, в огражденное могучей крепостной стеной пространство, где жили подданные феодала, куда спасались от медведей, волков и львов и проявивший строптивость конь и силившийся скинуть ярмо вол.

Но баснями Мхитара предусмотрено, что никакие железные решетки в окнах и никакие тяжелые и толстые, высеченные из цельной базальтовой плиты, с трудом поворачивающиеся на своих базальтовых же пятниках двери анбердского дворца не в состоянии защитить «кормильца», «защитника» от его собственного буйвола, если последний приноровится боднуть своими могучими рогами, какое бы безопасное расположение предусмотрительно ни придал им

господь-бог. В сборнике Мхитара Гоша появляется изящная, в повествовательной части такая невинная басня об одной из самых изящных птичек, одной из самых доверчивых н домовитых пташек — о ласточке (111).

Слышавший басню Мхитара, прочитавший ее в рукописном сборнике мог бы и не догадаться, почему пример ласточки назидателен для князя, о каком кошачьем волоске идет речь, тем более, что едва ли феодалу, сидевшему в замке, пришел бы в голову иной повод для сравнения себя с ласточкой, кроме того, что как гнездо ласточки прилепилось к стропилам кровли на самом верху, так и его замок прилепился к верхушке неприступной горы. Но назидание поясняет:

«Басня нас мудростью этой птицы поучает: когда, засев в крепости, мы бережемся от сторонних врагов и испытываем стеснение от врагов домашних, — среди таких же домашних находить себе против них помощь».

Конечно, эта помощь домашних была особенно нужна для ограждения «кормильца» от «телесных судей». Эта помощь могла иногда приносить, по мысли Мхитара, большую пользу и без применения крутых мер, лишь внося успокоение и столь близкое сердцу Мхитара умиротворение н даже вселяя в сердце недовольных своим «кормильцем» волов и коней веселие и радость. Об этом говорит басня (72).

Мхитар Гош отдавал себе, конечно, отчет в том, что никакие убеждения, никакое красноречие мудрой коровы (72) в некоторых случаях не помогут, если и сами «кормильцы» не умерят своих притязаний на полное присвоение себе всех благ и достатка этих и без того обездоленных людей. И, верный своему духу примирения, последовательный в своем стремлении сглаживать противоречия между великими и малыми (а если нельзя их сгладить, то хоть затушевать), он вводит в свой сборник две схожие и по построению, и по теме басни, направленные к тому, чтобы образумить и умерить феодалов, — басни про перепелку и ястреба (13), про самую беспомощную и самую яростную из птиц, и про голубя, самую кроткую из птиц (14).