Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– Ты говоришь, он злой?

– Алик, кореш мой, тот самый, что издает “Грамотей”, хотел сделать интервью для нашей газеты. На втором вопросе Утюг его обматерил и пытался дать в морду. Так что – будь осторожен…

В уголке диспетчерской у окна пристроились на скамейке Успенский, Пьер и Устюгов – широкоплечий мужик с редкими стальными зубами, с большими руками и черными плоскими ногтями. Перед ним на белой тряпице черный хлеб, вареная картошка, крутое яйцо, нарезанная луковица. Он неторопливо, с усилием жует, запивая обед бутылкой “Жигулевского”.

– …Аполоныч?

– Алексей Аполлонович Татищев, бывший офицер.

– Граф, что ли?

– Он вообще-то из дворян, но никакой не граф.

– Энто кликуха лагерная… Какой из себе-то?

Пьер лезет за бумажником, достает пожелтевшую черно-белую фотографию. На ялтинском пляже мужчина в длинных плавках держит на руках девушку в полосатом купальнике.

– Это тридцать первый год, он тут еще молодой…

Устюгов, едва глянув на фото, отворачивается и молча жует. Наконец роняет:

– Он и есть, гад… Самый граф.

Пьер растерянно смотрит на Успенского. Тот, помедлив, осторожно спрашивает:

– Почему “гад”?

– Они в побег ушли.

Его крестьянская физиономия с рязанским курносым носом и оттопыренными ушами не выражает ничего, кроме крайней усталости и равнодушия, кажется, он сейчас заснет.

– Они ушли, а мы-то осталися. Хлебать по полной… Псарня озверела…

– Псарня?

– Конвой… Только пайку прибавили. Сорок второй год, война кругом, мы теперя не враги, а надёжа родины. А тута серпом – тринадцать зэков к зеленому прокурору ушли…

Он замолкает, жует, уставясь в пол. Успенский не выдерживает:

– И чего?

Устюгов поднимает колючий ненавидящий взгляд:

– Режимом душить стали, падлы… Три дня не кормили, а после пайку еще убавили – трехсотка, совсем сосаловка…

– И Татищев участвовал в побеге? – спрашивает Пьер.

– Дак он у их был главный считала, Граф… Этот твой насчет математики как?

– У него военное образование, артиллерийское. Конечно, с математикой.

– Они подкоп копали с седьмого барака. Долго копали, месяц, полтора. Вроде Граф им все обсчитал – куды копать и сколько. И все точно – они за зону вышли, студебекер с поселка угнали и – привет куму…

Доев свой обед, Устюгов стряхнул крошки, сложил тряпочку и сунул в карман, пустую бутылку – в другой. И с наслаждением закурил папиросу “Прибой”.

– И их не поймали?

– Да тама степь, пустыня, речки сухие, воды хрен найдешь. У казахов не спрячешься, им за беглых премию давали – чаю, селедок… Троих застрелили, этих пиздили по-страшному, привезут и возле вахты бросют в кровищи, штоб мы, значит, любовалися… А двое ушли с концами – татарин Тургай и Граф. Не достали… Он тебе кто?

– Брат мамы.

– Дядька, выходит… Он с Тамбова?

– Семья из Твери.

– Должно, не тот. Тот вроде тамбовский…

Успенский с усмешкой спрашивает:

– Почему же “гад”?

– Я ж к ему подкатился, как к человеку, так, мол, и так, хочу с вами. За проволоку. Возьмите, пригожуся… Слушок-то был, что копают. А он меня послал. “Брехня энто все, ты больше стукачей слушай…” Гад и есть…

– Выходит, он вам жизнь спас… – задумчиво говорит Пьер.

Устюгов смерил его взглядом, встал и пошел к двери. На пороге обернулся:

– Сопляк! Пошел ты, знаешь куда…

В темноте “москвич” с зажженными фарами сигналит перед воротами дачи. Жора, крепкий угрюмый парень, открывает створки. Машина въезжает на участок. Из “москвича” вылезает доктор Додик и с ним двое французов – Пьер и Луи.

– Где спирт? – интересуется Жора. – Срываешь мероприятие, одиннадцатый час уже…

– Во-первых, без паники, все учтено могучим ураганом. И кроме того, с наступающим… – Додик достает из багажника объемистую медицинскую бутыль.

Горит костер, светятся окна веранды обшарпанной деревянной дачи. У крыльца к наряженной елке приставлена стремянка, на верхушке кто-то возится с проводами. Додик оглядывает торчащие в снегу бутылки шампанского:

– Витька, ты когда-нибудь пробовал “Вдову Клико”?

Стоящий на стремянке Витя в телогрейке мычит в ответ, потом вытаскивает изо рта провод.

– Здорово… А чего это?

– Классическая марка французского шампанского…

– Тройной одеколон на картошке пробовал, а “Вдову” не случалось…

– Это наш хозяин Виктор, в будущем – всемирно знаменитый кинорежиссер, в настоящее время безработный… Валерка просил, чтоб я привез французов, вот они, невредимые, – Пьер, Луи и бутылка “Клико”.