Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда

– Справку принесла?

– Ой, Вероника! Валер, возьми мне кофе… Ты меня на среду поставила на одиннадцать сорок к Полонскому, а у меня зарез, я же тебе говорила! У матери пенсия, это полдня на почте в очереди стоять, а мне надо девочку из школы забрать…

– А я что могу? Махарадзе в больнице, Нонка в Подольск на шефский концерт едет… Кого ставить?

– Ну, придумай что-нибудь, ну пожалуйста!

Кира лихорадочно вываливает на стол содержимое своей сумки. Успенский приносит чашку кофе. Вероника подходит, ждет.

– Кира, знакомься, это наш французский гость Пьер, – говорит Брагин. – Он интересуется историей нашего балета, в частности, Мариусом Петипа… Ты на него произвела большое впечатление.

Пьер встает, с поклоном протягивает руку:

– Очень рад познакомиться…

Но Кире не до него. У нее слезы на глазах.

– Здрасте… Вероника, ну, не знаю, я ее утром вот сюда положила! Куда она делась, эта проклятая справка… Бред какой-то! Ну, завтра принесу…

Вероника с иронической усмешкой отходит. Кира садится и, утерев слезы, пьет кофе.

– Так, расслабились! – командует Успенский. – Ты можешь остановиться? Ты помнишь, что в субботу мы идем на Раушскую?

– А чего там?

– Володя Терлецкий играет и Лёшка Зубов на саксе…

– Обожаю Зубова! Это же просто Джерри Маллиган! Погоди, у меня же “Лебединое”… – Она нервно роется в сумке, листает репертуар. – Слава богу, “Лебединое” в пятницу… Идем на Зубова!

– В Москве есть джаз? – заинтересовался Пьер.

Успенский усмехается:

– В Москве есть все. Если знать, где искать…

Кира встает, хватает сумку, улыбается Пьеру:

– Мне надо бежать… Всего доброго!

Они с Успенским уходят.

Брагин с Пьером спускаются по лестнице к выходу.

– …Девка талантливая, могла стать солисткой. Родила в девятнадцать, выскочила замуж, потом развелась… А большая балерина – это всегда стальной характер, все подчинено одной цели – карьере. Каторга! Зато судьба…

Пьер кивает и говорит задумчиво:

– Я был в Лондоне во время ваших гастролей в прошлом году. Купить билет было абсолютно невозможно. Мне повезло, я все-таки попал на “Жизель”. Конечно, англичане называли Уланову гениальной. Но меня поразил кордебалет. Это – само совершенство…

– Потому что за каждой судьбой – драма… Большой берет каждый год одного, максимум – двоих. Это самые яркие, лидеры. Она в училище привыкла танцевать ведущие партии. А потом она попадает в Большой и застревает в корде. Только единицам суждено прорваться в солисты…

В вестибюле сектора “Г” перед турникетом французские студенты разговаривают с журналистом Франсуа Оливье. Пьер терпеливо объясняет дежурному в милицейской форме:

– Вот разрешение иностранного отдела, вот подпись заместителя декана. Это господин Франсуа Оливье, московский корреспондент “Радио Франс”. Он хочет сделать репортаж из общежития с французскими стажерами… Вот его паспорт.

Дежурный с недовольным видом изучает бумагу, куда-то звонит, говорит:

– Подождать надо…

Франсуа Оливье наставляет молодых соотечественников:

– “Арагви” – это очень неплохо, кавказская кухня, много мяса, недурные овощи. С рыбой неважно – осетрина, жирно и сомнительно… Что он говорит?

– Что надо подождать…

– Я вижу, у вас тут все серьезно… Я лично люблю “Узбекистан”. Очень похоже на турецкую кухню, превосходные супы…

По ту сторону турникета появляется человек в штатском, пролистывает паспорт, заглядывает в бумагу и, буркнув что-то дежурному, исчезает. Милиционер открывает турникет.

У лифта Оливье прячет паспорт.

– Монастырь государственной безопасности…

Ребята смеются.

– К счастью, женщины в ограде… – говорит Луи.

На кухне шестого этажа Пьер караулит кофе на конфорке. Наконец поднимается пена, Пьер снимает турку с огня и несет в комнату.

Шесть человек в небольшой комнате Пьера создали невообразимую тесноту. Оливье поставил магнитофон на стол и, надев наушники и отхлебывая кофе, проверяет микрофон. Пьер захлопывает окно.

– Все садимся на кровать, я буду подзывать к столу или подходить с микрофоном, – распоряжается Оливье. – Только выключи радио.

– Оно не выключается… Вот минимальная громкость.

Оливье пытается сам уменьшить громкость, потом надевает наушники.

– Идиотизм! Мы не сможем работать… Должен же быть какой-то секрет у этого дьявольского динамика!

Ребята столпились у динамика, со смехом щупают провода, крутят ручку.