Геннадий Пискарев - Сильнее разума

Но это отлично! «И с недоумением под шуршание деловых бумаг я покинул туго набитое снующими из кабинета в кабинет людьми здание». Это не хуже, чем у Н.В. Гоголя.

Такие статьи больше волнуют, чем толстые тома книг. Будем поднимать сельское хозяйство, сколько хватит сил.

Г. Кузинов, бывший офицер, ныне селъхозтруженик.

Тейково Ивановской области».

Не менее пронзительные отклики приходили на мои статьи (они включены в ранние мои книги) «Слободзейские яблоки», «Золотая нить», на подготовленный мною очерк селькора с Рязанщины А. Митрохина «Солнечные блики». Последний материал вызвал прямо-таки читательское письменное цунами, но, к сожалению, я дал «наводку» тогдашним ворюгам. Они обокрали героя очерка – сельского мастера «золотые руки», обладающего уникальным инструментом и алмазом, которым дед его резал сантиметровые стекла, оформляя фигурные окна в питерском Эрмитаже. Правда, советская милиция – не нынешняя продажная полиция – быстро нашла похитителей.

Но возглавляемый болтуном Генсеком ЦК процесс ускорения разложения общества пошел. Немного потребовалось времени, чтобы многие здравомыслящие люди поняли, горбачевская перестройка – пролог разрушения великой державы. Не прошло и пяти лет, как пришлось мне писать статьи не с верой в великое будущее России, а с мольбой к Господу Богу – спасти и сохранить Россию. Одна из них так и называлась

До тектонического сдвига – расстрела российского Белого дома, произведенного на глазах оцепеневшей планеты Земля и повернувшего в бездну величайшую цивилизацию мира, оставалось всего несколько часов. Но мы еще надеялись на чудо.

В ожидании пресс-конференции хожу по третьему этажу Краснопресненского Дома Советов, где работает Координационный комитет X съезда народных депутатов России. По сути, это второе крыло съезда, где зарегистрировано более 160 народных избранников. И число их увеличивается с каждым днем. Конечно же, не за счет уменьшения «обитателей» Белого дома, а в результате приезда с мест той части депутатского корпуса, которая по определенным причинам не смогла выбраться в столицу ранее.

Тесно, скученно. В коридорах этажа депутатские, личные вещи, то сложенные стопочкой, то навалом лежащие по углам – люди приехали сюда со своей провизией, что-то привезли из медикаментов, одежды и продовольствия для своих товарищей в осажденном Белом доме. Работает буфет – но только раз в сутки депутатам выдают горячую пищу: поступило распоряжение экономить на еде.

Но греет душу то обстоятельство, что здесь ты все-таки в безопасности. Омоновские дубинки до сюда дотянуться не смеют. Кто-то, между прочим, замечает: «Наша свобода сузилась до параметров Дома Советов».

Уже поступают сведения о ходе митинга на Смоленской, о столкновениях граждан с омоном, о войне там или избиении (трудно сказать), о пожарах на баррикадах, о спокойном (или равнодушном?) поведении милиции. Идут разговоры о зверствах Северо-Осетинского омона на Пушкинской площади, о ребенке запутавшемся и изрезанном в спиралях Бруно – подарке «демократа» Клинтона «демократу» Ельцину, что опоясали здание ВС и применение которых даже в военных целях запрещено международной конвенцией. А я вспоминаю французского журналиста, пытавшегося пройти к Белому дому у «Баррикадной» и получившего в лоб удар дубинкой, его злое удивление и возглас: «Мои права журналиста растоптаны!»

Эка невидаль – права журналиста.

Смотрю, нет ли кого знакомых. Ба! Анатолий Трешневиков. Но еле узнал, осунувшийся, обросший – недавно из ельцинского гулага – Дома Советов. Сидит на корточках, что-то пишет на коленях. Оказалось заявление в Координационный комитет с просьбой оказать материальную помощь пострадавшему от побоев омоновцев журналисту Борису Степановичу Украинцеву. Боре Украинцеву!? С которым виделся я всего несколько дней назад, сотруднику абсолютно непартийного издания журнала «Природа и человек», доброму семьянину, вечно хлопочущему о прокорме своей семьи, озабоченному болезнями жены, недугами 84-летней матушки.

– Насколько серьезно избит? На кого же осталась родня?

– Изорван кишечник. Лежит в 4 городской больнице. К семье вот собираемся поехать.

– Да каких же пор будут бить нас?

Трешневиков подымается с колен, смотрит в упор на меня:

– Пока не скажем все разом. Нет!

Он тоже испытал на себе липкую боль ударов омоновских «демо-кратизаторов», как и рядом стоящий с ним слепой депутат Смолин. «По ночам в окна Белого дома били сильнейшей мощности прожектора, нас оглушали идиотской музыкой, перемежаемой детским плачем с просьбами: «Папа, папа, вернись домой!» – рассказывают белодомовцы. Мы стояли. И пели песни. Эх, какой парламент может потерять Россия?»