Геннадий Пискарев - Сильнее разума

– Угостил Владимиров печенкой?

– Угостил, – ответил без задней мысли.

Инструктор взвился:

– Вот, черт, нас никогда не побалует. Учет, дескать, очень строгий.

Да, почет корреспонденту такой великой газеты сказывался заметный.

Однажды, приехав в Киев, вспомнил я адрес, который дал мне когда-то дядя Костя – адрес своего фронтового друга, живущего после войны в Киеве. Подумал, подумал я, да и решил навестить дядькиного сослуживца – а им оказался, ни много не мало, академик Мостовой.

– Итак, молодой человек, что будем пить, – спросил меня ученый с мировым именем, когда мы уселись за «круто» сервированный стол в квартире его. Я окинул батарею различного объема и окраски бутылок и, заметив среди них пол-литровую емкость с черной наклейкой, на которой в профиль была изображена белая лошадь, спокойно ответил:

– Да, пожалуй, виски.

У академика взметнулись вверх седые брови:

– О, какие вкусы.

Вкусы… Да я виски сроду в рот не брал, а о «белой лошади» только из книжек знал. Виски тогда у нас по-моему в Союзе вообще не продавались, а когда появились, то были не как у академика, которому, по всей вероятности, презентовали заветную бутылочку зарубежные друзья, прозрачного цвета, а бледно-желтого. Представляю состояние хозяина, вынужденного распечатать представительскую посудину для какого-то журналюги, хотя и племянника фронтового товарища.

Знал бы он мое состояние, когда хлебнул я редчайшего напитка. Полное разочарование. Ведь мне такое виски с детства знакомо. Самогон, хлебный самогон, что гнали у нас в деревне, не имея сахара, из ржаной и ячменной муки.

Вообще, отношение к спиртному во времена, когда я начинал свою журналистскую деятельность, ранее я касался уже этой темы, было довольно легкомысленным. Это как у Чехова, который, помнится, в очерке «По Сибири», характеризуя особенности местного интеллигента, писал, что тот через пять минут разговора с вами непременно задаст вопрос: «А не выпить ли нам водки?». Подпоить же столичного гостя, если он прибыл с определенным заданием, считалось просто необходимым. Я столкнулся с этим явлением даже будучи на Чукотке, где по сути дела царит сухой закон. Местное население – чукчи, эвенки до прихода русских первопроходцев не знали спиртного вообще. Глотнув впервые «огненной воды», они испытали эйфорию, блаженство и могли за эту «воду», обожествленную ими, не торгуясь, отдать свое богатство – пушнину, китовую кость, икру, нельму, кету. Точь в точь как туземцы южного полушария земли отдавали за стекляшки золото.

В первоначальный период установления Советской власти комиссары вынуждены были, чтобы предотвратить спаивание малых народов, принять закон, карающий в уголовном порядке любого, кто в личных корыстных целях, общаясь с коренными северянами прибегнет к помощи «огненной воды». По-моему этот закон не был отменен и в более позднее время. Но, как говорили, строгость закона у нас всегда смягчается его неисполнением. Правда, в открытую хмельное, когда я оказался на Чукотке вроде бы не продавали. Но чукчи знали, если приехал гость, будет праздник. И начальник, в данном случае директор совхоза, под вареное мясо молодого олешка непременно выставит поллитровку, другую.

На вертолете с секретарем парткома хозяйства мы прилетели в отдаленное стойбище оленеводов. Там приготовились к нашему прилету, забили оленя, наварили мяса. Приготовился и секретарь, молодой, первый месяц работающий на Крайнем Севере человек: заготовил тезисы своего выступления по очередному постановлению ЦК КПСС относительно борьбы с пьянством. С чем выступил перед собравшимися, сидевшими в Красной яранге на оленьих шкурах оленеводами. Слушали рассеянно, ждали с нетерпением когда закончит этот чудак говорить и начнется обед с выпивкой. На вопрос секретаря по окончании доклада, все ли понятно товарищам, воцарилась молчание. Это смутило секретаря и он, подбадривая слушателей, стал наседать?

– Вопросы, вопросы задавайте!

Из угла яранги приподнялся чукча с тремя волосинками на бороде и задал вопрос:

– А ты пирта (т. е. спирта – Г.П.) привез?

Секретарь что-то невнятно, оглядываясь на меня, стал объяснять старику Тот, поняв, что никакого «пирта» не будет, махнул с досадой рукой и громко заявил:

– А на куя тогда ты сюда приехал?

Пассаж. Возвратившись на центральную усадьбу, я рассказал со смехом о происшедшем директору Анатолию Неудахину Тот нахмурился?

– Молодой секретарь у нас. Многого еще не понимает. Завтра я сам с тобой полечу на стойбище.