Геннадий Пискарев - Сильнее разума

Стрельников обманно связывается с лазаретом «Корсара» по телефону, просит взять трубку кого-либо из лечащихся здесь русских.

– Сержант Зиганшин слушает, – раздается через некоторое время бойкий голос на другом конце провода. Стрельников в смятении: по-русски то и американцы говорить могут. Но начинает поздравлять сержанта с благополучным исходом, придумывает, что в Советском Союзе их всех четверых ждет награда (ребят потом действительно наградили орденами Красной Звезды), но Зиганшин его прерывает:

– Да что там награда, товарищ корреспондент. Баржу, на которой мы плавали, американцы в море оставили.

– Черт с ней, подумаешь, какое-то корыто.

– Как же так, – слышится голос бойца. Ведь все-таки это социалистическая собственность.

– Вот тут мои сомнения разом рассеялись, – рассказывал нам Стрельников. – Как услышал про социалистическую собственность, понял: с русским человеком говорю. Американцу до этого не додуматься. – «А почему из нашей-то части ответили, что все солдаты на месте?» – спрашиваем мы. «Видите ли, там ожидались боевые учения, в результате которых случается гибель некоторого количества военнослужащих. Ответственность при этом командиры несут минимальную. Вот и этих парней хотели списать под будущие учения. А они, как на грех, все откладывались и откладывались.

Да, бывало в стране Советов и такое. А впросак попадали люди и повыше командиров дальневосточной воинской части. Тот же редактор «Правды» разрешил своему корреспонденту в США дать интервью о главной газете коммунистов СССР в «желтую прессу», заведомо антисоветскую. Ничего, пусть их читатели, хоть и враждебно настроенные к нам, но узнают, о чем мы пишем, как пишем, сколько корреспондентов у нас работают, неся правду миру. «Только ты проверь текст перед публикацией интервью, – напутствовал редактор своего подчиненного, – то ведь перепутают «не нарочно» что-либо».

Собкор интервью дал, рассказал, что в газете работают 400 корреспондентов, что пишут они о том-то и том-то. Перед выходом «желтой газеты» в свет он попросил показать ему гранки собственного интервью. Прочел – все напечатано точь в точь, как он говорил. Наутро «желтый листок» – в продаже. Идет нарасхват. Текст нисколько не изменен, но заголовок (о нем уговора не было) американские журналисты поставили свой. И был он такой: «Как 400 лучших журналистов Советского Союза делают самую скучную в мире газету». После такого заголовка любой идейно верный текст шел насмарку.

Сабэдиторы – специалисты по смещению акцентов в публикуемых материалах. Американские журналисты к их услугам прибегали постоянно. Мы этого избегали. Мы многого избегали тогда, и, быть может, напрасно.

Анатолий Иванович Ланфанг, бывший работник Всесоюзного радио, теперь наш преподаватель, учит нас смело смотреть в глаза жизненной правде – порой не такой уж и привлекательной. «Ну, кто из вас когда– нибудь разработает тему московской проституции? – задал он как-то вопрос. Аудитория замерла: проституция в Москве? В социалистическом обществе? Но Анатолий Иванович продолжал: приглядитесь к дамам, что крутятся рядом с нашим факультетом в треугольнике «Националь», «Метрополь». Одни и те же лица, среди коих особы – от 16 до 60 лет.

Учился я неистово. Однажды за год два курса одолел. Но те годы, что были отданы учебе, моим деревенским обывателям казались невероятными, что же это за специальность такая, которую надо осваивать полдесятка лет. Вон тракторист или шофер – три месяца, от силы полгода – и специалист хоть куда. Тетка Вера по матери, заходя в гости летом к нам, сострадательно, смиренно все спрашивала меня: «А ты, Енушка, все пишешь?» Писание мое у нее почему-то, как я чувствовал, ассоциировалось с писанием бухгалтеров в колхозной конторе. И лишь дядя Костя, побывав у меня в общежитии на Ленинских горах, осмотрев комнату, с откидной, как в купейном вагоне, кроватью, пообедав в студенческой столовой, где на столах стояли бесплатные тарелки с хлебом, квашеной и свежей капустой, сказал при встрече сестре своей – моей матери: «Гордись сыном, Мария!

А у меня стучались в сердце стихи:

Учились мы все по-разному, конечно. Мой новый приятель Толя Самарец, валяющий часто дурака до экзаменов, выкручивался тем не менее за счет своего бесподобного нахальства. Помню: сдаем мы зарубежную литературу средних веков. Экзамен принимает сотрудница журнала «Иностранная литература» Лидия Борисовна Гуськова. Заходим с Толей в комнату, где проводится экзамен, тащим по билету. Толе достается вопрос «Творчество Расина». Самарец в его творчестве – ни бэ, ни мэ. Он успел перед экзаменом просмотреть, и то лишь в учебнике, что-то о стихах и балладах Роберта Бернса. Ну еще со школы знал стихотворение о Джоне – ячменном зерне. Однако к столу экзаменатора студент подходит браво: