Исайя Берлин - Философия свободы. Европа

Маркс отнюдь не собирался создавать организацию на короткое время. Он надеялся совершить мировую революцию, а следовательно — и подготовить для нее борцов. Как и Ленин, он был убежден в одном: для успеха любого серьезного движения необходимо иметь ясную и твердую теоретическую базу; там, где нет порядка в идеях, нет и эффективности в действиях. Одна из причин неэффективности коммунистических объединений 1830-1860-х, необабувистов Прудона и Бланки и других социалистических и радикальных групп, сказавших свое слово и затем распавшихся, — в том, что у них не было философии, базирующейся на научной и ясной теории человеческой истории и человеческих возможностей, а без нее не может существовать и действовать ни одно серьезное движение. Даже великолепно организованная Лассалем партия немецких рабочих, по мнению Маркса, была обречена идти в никуда, поскольку теоретическая база Лассаля, слабого в философии, не выдерживала критики. Отсюда — готовность Маркса пожертвовать практически всем, даже самим Интернационалом. Лучше иметь верные принципы без организации, чем организацию без верных принципов; на хорошем теоретическом фундаменте можно построить новое движение, а движение, основанное на не выстроенных в систему предпосылках и желании умиротворить противника ради сиюминутных целей, или же, что еще хуже, на ложном учении, такое движение — просто замок из песка. Впустую растрачиваются силы, впустую льется кровь, а решимость и волю участников сводят на нет многочисленные дефекты организации.

Маркс твердо намеревался создать Интернационал на солидной теоретической базе или вообще не создавать его. Осуществить свое намерение ему удалось, он создал организацию с ясной и жесткой доктриной. Эта доктрина не просто притягивала к себе людей. Изложенная языком и восторженным, и сдержанным (Маркс великолепно владел такой риторикой), она могла пробуждать веру, мобилизуя иррациональное начало так же хорошо, как и рациональное. Марксу целиком принадлежит заслуга создания первой всемирной партии левых; он умел высказать многое в простых, зачастую даже слишком простых, словах и потому предложил конкретные формулировки, то есть настоящее руководство к действию. Эти формулировки стали эффективными лозунгами нового движения, поскольку были понятны всем, независимо от интеллектуального уровня. Более того, Маркс ввел в свое движение профсоюзных деятелей и защитил их от презрения интеллектуалов и теоретиков. Таким образом профсоюзам была дана отличная возможность не только заниматься своими прямыми обязанностями, то есть защищать права рабочих, но и продолжать деятельность после каждого нового выпада со стороны правительства, чего организация, состоящая из одних только идеологов, делать не могла бы. Центральный руководящий орган профсоюзов Маркс создал в незаинтересованной, но все же либеральной Англии, в Лондоне, где, как мы уже говорили, по прихоти судьбы произошли два важнейших события, повлиявших на историю России: основание Интернационала в 1864 г. и зарождение большевизма в 1903-м.

Маркс был настоящим борцом, и его собственный задор сообщил всей организации (и его преемникам и последователям) мощный революционный импульс, который марксисты никогда полностью не теряли. Маркс направлял деятельность движения на организованную классовую борьбу. Отсюда сравнительное благоволение к Бланки, который по своей доктрине был от него далек, — ведь Бланки, по крайней мере, боролся, боролся бесстрашно и безжалостно. Поначалу Маркс не одобрял Парижскую коммуну, к основанию которой практически не имел отношения, но в конце концов, уже после поражения, принял ее. Коммуна настаивала на свободной федерации, децентрализации и свободных выборах центральной группы; последнее требование интеллектуальные акробаты представили позже как зародыш пролетарской диктатуры. Однако якобинцы не были связаны с делом пролетариата; бланкисты едва ли играли какую-то роль в Интернационале; никто из них не был марксистом. Коммунары не добились практически ничего в области социального законодательства. Маркс обвинял их в недостаточной жесткости и решимости, которая помешала им вынудить Версаль к компромиссу. Однако в Парижской коммуне было и здравое зерно: это была революционная организация, коллективистская, антибуржуазная, там провозглашали принципы равенства, не боялись кровопролития; и в конце концов Маркс ее принял.

Больше никто ее так не воспринимал. В Европе она просто внушала страх. Даже радикалы — Блан, Мадзини, Милль — не одобряли ее террористических акций. Маркс же не одобрял ее тактики, но полагал, что, подобно рабочим, сражавшимся на баррикадах в 1848 г., коммунары были мучениками, жертвами антикапиталистической войны; поэтому он прочно утвердил ее как первый, хотя и краткий, триумф юной, растущей и грозной армии нового рабочего класса, которой будет принадлежать весь мир. Среди коммунаров было множество антимарксистских еретиков, однако после своего падения Коммуна (вернее, то, что от нее осталось) оказалась включенной в марксистский мир. Это придало Интернационалу, с одной стороны, дурную славу банды террористов, а с другой — возвело его в ранг исторической силы едва ли не общеевропейского масштаба, с которой правительства вынуждены считаться. И это было не случайно. Сила личности Маркса и его дар стратега создали миф и иллюзию, которые сыграли решающую роль в формировании будущего.