Наполеону недостаёт того, что Исайя Берлин называет «практической мудростью», то есть «умение[м] видеть неизбежное, то, что при существующем порядке мироздания непременно должно произойти, и, напротив, то, чего не стоит или не стоило бы делать. Мудрый понимает, почему некоторые планы должны кончиться неудачей, хотя к тому и нет никаких видимых или научно обоснованных причин. Эту редкую способность мы справедливо именуем “чувством реальности”, а можно назвать и чувством совместимости или несовместимости тех или иных предметов. Выступает оно под разными именами: озарение, мудрость, практический разум, здравый смысл, знание жизни и людей» [59]. Одним словом, планы и плановая экономика (хозяйство) подойдут для многоцветной жизни разве что по чистой случайности.
У людей с экономикой нередко дело обстоит так же, как у Наполеона Толстого. На крупные экономические процессы они вряд ли в состоянии повлиять, даже если таблицы в программе Excel, посредством которых они приводят в форму действительность, постоянно возвещают близкую победу, подобно грандиозному плану битвы. Экономическое развитие зависит от технологических прогрессов, от изобретения оборотного плуга, механического ткацкого станка, двигателя внутреннего сгорания, интернета. Какое правительство, какое крупное предприятие могло бы принять решение изобрести нечто подобное? Решение можно принять о крупных проектах – вроде высадки на Луну или строительства атомной бомбы, – и при этом могут появиться новые технологии и познания. Но какие – это выясняется только потом, когда победители поздравляют друг друга и приписывают к своим заслугам цепь случайностей и необходимостей.
В экономическом развитии настолько многое зависит от культурных и институциональных данностей, что государственное планирование вряд ли может оказаться успешнее, чем борьба с ветряными мельницами. Вот каков экономический подтекст книги «Ёж и лиса». Коррумпированы ли чиновники, справедливы ли суды, защищена ли собственность, работает ли правящий класс только сам на себя или господствует честная и открытая конкуренция – на эти решающие факторы не могут оказать влияния никакие органы.
Каждый предприниматель знает, что таблица Excel – очень лестный посредник, в ней всё выглядит очень красиво, и все суммы возрастают. Но удачным ли окажется бизнес-план и будет ли работать идея, зависит от людей, которые делают продукт, зависит от времени, которое должно созреть, дело может потерпеть неудачу в производстве, в распространении, в рекламе, в конкуренции, в бюрократических органах или просто в том, что затея в корне была неумной и никто из участников не осмелился в этом признаться. Экономика – это всегда испытание возможного. Совершенно как у Наполеона в «Войне и мире». Такие предприятия, как Apple или Nestlé никогда не могли бы быть основаны в Казахстане или управляться оттуда. И такая страна, как Болгария, не может быть превращена в Швейцарию или Сингапур даже самым честным, самым благонамеренным и компетентным руководителем правительства. Потому что болгары не смогут посодействовать этому.
Кейнс и «Великая трансформация»
Если мы готовы встречать опасности скорее по свойственной нам живости, нежели в силу привычки к тягостным упражнениям, и полагаемся при этом не на предписание закона, а на врождённую отвагу, – то в этом наше преимущество. Нас не тревожит заранее мысль о грядущих опасностях, а испытывая их, мы проявляем не меньше мужества, чем те, кто постоянно подвергается изнурительным трудам.
Фукидид. Пелопонесская война, II, 39, 4
Экономика – зеркало и вместе с тем выражение своего времени. Философия вплоть до эпохи Просвещения (и включая её) колышками отмечала рамки, необходимые людям, чтобы ориентироваться в мире, чтобы придать смысл и направление всякому непорядку, несправедливости, жестокости, красоте, добру и правде. Немного тайком, украдкой – как будто она находила это неподходящим и как будто следовала лишь неукротимому желанию полакомиться, – экономика отняла у философии функцию толкования во всех общественно релевантных темах. Сегодня именно экономисты говорят нам, что удерживает общество в целости, почему демократия лучше автократии, почему мы действуем так или этак, почему мы завистливы, альтруистичны или тщеславны, что справедливо и что несправедливо. Так, например, Стивен Левитт, который ныне преподаёт в Чикаго, опубликовал под несколько извиняющимся заглавием «Фрикономика» ряд исследований, в которых он объясняет, почему легализация абортов в 1970-е годы привела к уменьшению показателя преступности в 1990-е годы. Или почему наркодилеры по большей части живут у своих мам, или почему учителя и борцы сумо имеют склонность к жульничеству. Раньше это были темы для этиков, политиков или философов – а то и вовсе для писателей. Экономисты сегодня стали публичными интеллектуалами, как некогда Вольтер, разве что не могут выражаться так остроумно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу