Дэвид Тросби - Экономика и культура

Отсюда теория полезности, лежащая в основе теории потребительского поведения в современной экономике. Предполагается, что индивиды обладают иерархией установленных предпочтений по отношению к товарам, так что они могут четко сказать, что они предпочитают данное количество одного товара данному количеству другого (или выбор между одним и другим товаром им безразличен). При обоснованных допущениях, касающихся природы этих иерархий, включая допущение о том, что предельная полезность уменьшается по мере роста потребления товара, может быть выведена теория спроса, которая сама по себе поддается проверке и может занять место рядом с теорией предложения для того, чтобы дать модель ценообразования на конкурентных рынках. Людям не требуется задавать никаких вопросов, почему их иерархии предпочтений таковы. Истоки желания (биологические, психологические, культурные, духовные или какие-то еще) не имеют значения; всего лишь требуется, чтобы ранжирование предпочтений было произведено упорядоченным способом.

Несмотря на то что многие экономисты считают теорию ценности исчерпывающей с точки зрения универсальности и элегантности, анализ предельной полезности часто подвергался критике. Для наших задач наибольший интерес представляет направление атаки, утверждающее, что стоимость является социально сконструированным явлением и что определение стоимости и, соответственно, цен не может быть изолировано от социального контекста, в котором эти процессы происходят [37]. Разработка социальной теории стоимости ассоциируется с именами таких экономистов, как Торстейн Веблен, Джон Р. Коммонс и другие экономисты «старой» институциональной школы, хотя эта линия уходит еще глубже, к Джону Бейтсу Кларку в конце XIX в. и еще раньше. Критике подвергаются прежде всего основания теории предельной полезности, т. е. положение о том, что потребитель может сформулировать упорядоченные предпочтения, основываясь исключительно на индивидуальных потребностях, на которые не оказывает влияния институциональное окружение и социальное взаимодействие и процессы, управляющие и регулирующие обмен. Как таковая эта критика может рассматриваться как часть более широкой критики неоклассической экономики, на которую мы указывали в гл. I.

Изобретение предельной полезности могло разрешить так называемый «парадокс стоимости» [38], но едва ли избавило от потребности в теории стоимости. Верно, что неоклассический маржинальный анализ дает объяснение ценообразованию на конкурентных рынках, которое до сих пор принимается, и что внутри этой модели цены могут рассматриваться как средства, при помощи которых рыночная экономика координирует множественные оценки индивидуальных акторов в системе, придавая упорядоченность хаосу разнообразных человеческих потребностей и желаний. В результате для многих современных экономистов теория цены стала теорией ценности, и больше говорить не о чем. Тем не менее можно утверждать, что рыночные цены в лучшем случае несовершенный индикатор стоящей за ними ценности. Они редко свободны от временных помех, которые иногда трудно отличить от более долгосрочных тенденций: возникает проблема, как установить, где заложено долгосрочное равновесие цен. Но даже без таких преходящих аберраций искажение цен может произойти во множестве других случаев, например, из-за не идеально конкурентных рынков, неполной информации и т. д. К тому же цены не отражают добавочное потребительское удовольствие, испытываемое при покупке товара. Таким образом, можно сказать, что цены в лучшем случае являются индикатором ценности, но совершенно не обязательно мерой ценности, и теория цены разрабатывает теорию ценности, но является заменой для нее в экономике.

Теперь мы рассмотрим, как понятия экономической ценности могут применяться к культурным товарам и услугам. Для этого мы должны различать частные культурные блага, для которых хотя бы потенциально существует набор рыночных цен, и общественные блага, для которых цены не установлены. При этом нельзя забывать, что многие культурные блага обладают смешанными характеристиками и частных, и общественных благ. Картина Ван Гога, например, может продаваться и покупаться как предмет искусства, чья ценность в качестве частного блага существует только для тех, кто ею владеет; в то же время картина как элемент истории искусства приносит общественную пользу историкам, любителям искусства и публике в целом. Принципы оценки, обсуждаемые ниже, применимы к обоим аспектам таких благ.